Дневник офицера: Письма лейтенанта Николая Чеховича к матери и невесте - [16]

Сходили, пришли обратно, едва успели отдохнуть часа три и пообедать, как приказ снова итти туда же. Снова пошли, снова то же удовольствие. На обратном пути получил по дороге в штаб два письма — от тебя и от Шуры. И несмотря на двухсуточное напряжение всех сил, на то, что я опять с головы до ног вымок и был облеплен глиной, а впереди предстояло еще километра два пути, настроение так поднялось, что пел песни, шутил с бойцами и наконец не стерпел. Поручил довести людей своему помощнику, а сам оставшиеся полтора километра пробежал бегом, чтобы приготовить все для встречи усталых бойцов. Я затопил печку, получил продукты, поставил чайник. Они пришли, и все было готово. Можно было и обогреться, и поесть, и попить чайку. Никто из бойцов не благодарил за заботу, но я знаю, как они ценят ее. Они платят мне такой же, если не большей, заботой. Только закончив все дела, стал писать тебе и Шуре. До сих пор сам удивляюсь себе. После двух суток без сна и шестидесятикилометрового «гулянья» по «самой замечательной» дороге я бежал так легко, как будто несколько дней перед этим никуда не ходил.

Получил сейчас открытку, что ты уезжаешь в Москву. Очень беспокоюсь за тебя, как ты доедешь. Не надо было брать никаких моих вещей. Если не продала, подарила бы кому-нибудь. Главное, чтобы ты доехала благополучно, а вещи — ерунда. Жив буду — наживу, а нет — так и не понадобятся. Надеюсь, что теперь письма будут ходить быстрее. Так хочу спать, что хоть подпорки подставляй под веки. Все-таки эти двое суток утомили.

26 октября 1943 г.

Здравствуй, дорогая Шура!

Сегодня получил твое письмо с новым адресом. Надеюсь, больше никогда не изменится он на полевую почту. Я очень рад, что наконец-то ты живешь дома. Конечно, работать на военном заводе тоже не легко, в особенности с непривычки, но все же не сравнить с вашей работой на трудфронте. Ты хоть после работы можешь хорошо отдохнуть в домашней обстановке. Я думаю, что мне тоже осталось недолго сидеть в окопах. Должны же и мы когда-нибудь перейти в наступление. Всюду фрицев гонят. Мне пишет товарищ из-под Харькова. Он в одной из гвардейских харьковских дивизий. Фрицы так «успешно» удирают, что бросают все, вплоть до ботинок. А мы здесь все еще сидим. Что толку, что только я один выпускаю ночами до 20 пулеметных дисков бронезажигательных пуль по вспышкам немецких выстрелов. Да еще сколько выпускают мои хлопцы! Все равно результатов не видно. Убил ли я кого, ничего не знаю. Другое дело в наступлении. Уж если прошил фрица автоматной очередью, то можешь быть уверен — одним меньше. Ребята у меня, как на подбор. С такими можно смело итти на любое задание.

Пиши больше о своей жизни. Меня очень все интересует. Как только получу фото, пошлю тебе, если выйду более или менее прилично. Надо кончать. Признаться, перечитывая письмо, нахожу его довольно бессвязным, — да это и понятно. В голове масса мыслей, все хочется написать, но все не уместишь: невольно перескакиваешь с одной на другую.

30 октября 1943 г.

Здравствуй, мама!

Я жив и здоров. Живу довольно хорошо. Почему довольно? Очень уж трудно далась последняя неделя. Встаешь в 5 часов и ведешь людей на работу. Обратно возвращаешься уже затемно. Итти приходится километров за двенадцать в одну только сторону, а грязь здесь такая, какой я не видал еще в жизни. Сапоги терпели, терпели и не выдержали. Теперь чиню чуть ли не ежедневно, и все равно текут. Надеюсь, что вместе с зимним обмундированием, может быть, выдадут сапоги.

Мне иногда вспоминаются твои слова: «Коля, смотри не промочи ноги, а то простынешь!» Не раз приходилось не только ноги, а вообще вымокнуть от носа до пят, да вдобавок в таком виде проводить на открытом воздухе по нескольку дней. Но я не унываю. Почти всегда весел, часто пою песни. Часы, твой подарок, все еще идут. Иногда капризничают, но у меня выработался к ним особый подход, так что пока ничего. Хорошо, что я сделал их светящимися. Это пригодилось мне здесь.

5 ноября 1943 г.

Здравствуй, мама!

Получил твое письмо с адресом Юры. Спасибо. Как мне хочется вернуться домой! Особенно сейчас, когда из твоих писем я узнал всю тамошнюю жизнь. Но, несмотря на то, что я люблю жизнь, все окружающие уверены, что я ею нисколько не дорожу. Происходит это потому, что, во-первых, я крепко держу себя в руках и, во-вторых, как говорится, научился воевать. Сейчас вспоминаю свое поведение первые месяцы войны, — верно, не сравнить с теперешним. Много значит опыт. Тем более у меня выработана привычка все изучать и из всего извлекать для себя пользу. И это позволяет мне пройти там, где не могли пройти другие. Конечно, все дело случая, но и голова на плечах должна быть. Посмотрю, что будет дальше. Будь уверена, что не уроню чести своих родителей. Если суждено, то вернусь, а если нет, то, что же, — не я первый. Сейчас подходят праздники. Поздравляю тебя с годовщиной Великой Октябрьской революции. Надеюсь, что хоть по случаю такого знаменательного дня мы что-нибудь предпримем насчет фрицев. Очень надоело сидеть в бездействии и заниматься только работой.

Мама, если со мной что-нибудь случится, ведь я не бронированный, то напиши Шуре — она замечательная девушка. Я еще не встречал такой. Пишет часто. Когда почему-либо от меня дней пять нет писем, очень беспокоится. Правда, я тоже так. Хотелось бы встретиться с ней.