Дневник офицера: Письма лейтенанта Николая Чеховича к матери и невесте - [15]
Коля.
P. S. Прости за небрежный вид письма: пишу в блиндаже на полевой сумке, лежащей на коленях. При всем желании аккуратнее не напишешь.
13 октября 1943 г.
Мама, тебя, наверное, удивляет предпочтение, отдаваемое мною переднему краю. Удивлю тебя еще больше, сказав, что это не только мое мнение, а почти всех. Почему — объяснить длинновато, когда-нибудь в другой раз. Сегодня пишу «на тычке». Всю ночь путешествовали по траншеям. Сверху — дождь, снизу — жидкая глина или вода до колен. По бокам тоже глина. Но шутки и смех все равно не умолкают. Тем более, что то и дело есть повод посмеяться. То один, то другой из нас самым нелепым образом шлепаются. Если сейчас я смеюсь над помкомвзвода (он у меня славный парень), то через минуту он надрывается надо мной.
13 октября, 1943 г.
Здравствуй, Шура!
Сегодня получил сразу два твоих письма. Обидно будет, если некоторые из твоих писем пропали. Ведь каждое из них приносит мне столько радости. Я храню все твои письма, часто перечитываю их и каждый раз нахожу все новое, чего, кажется, не замечал раньше. Всегда в письме от дорогого сердцу человека между строк читаешь больше, чем написано в строках. Твои письма всегда придают мне новую энергию, бодрость в суровых условиях фронтовой жизни. Я, кажется, еще не описывал тебе подробности боевой операции, участником которой я был. Напишу в следующих письмах. Тогда мы ползли ночью под проливным дождем, то и дело прижимаясь к земле от пулеметных очередей и каждую минуту ожидая, что наползешь на мину. А я все время ощущал в кармане гимнастерки теплое, дружеское похрустывание бумаги твоего письма. Казалось, ты здесь вместе со мной, и почему-то меня наполняла уверенность, что я вернусь не только живым, но и невредимым. Рассудок говорил, что шансов на это у меня не так уже много, что я так же легко могу навсегда остаться лежать около немецкой колючей проволоки, как и всякий другой. Но какое-то другое чувство подсказывало, что это еще не последняя операция, в которой я участвую. Тогда я не верил этому чувству, теперь вижу, что оно не обмануло меня.
Будет ли счастье и дальше сопутствовать мне, как сопутствовало до сих пор? Не знаю. Во всяком случае, я ни разу не шел ему навстречу. Я очень люблю жизнь, мечтаю о жизни после войны, о встрече с тобой, и все-таки любовь к жизни нисколько не мешала и не мешает мне итти на самые опасные участки. Не моя вина будет, если после войны я вернусь живым. А как бы хотелось вернуться! Особенно теперь, когда я имею такого друга!
Знаешь, Шурочка, в долгие ночи на передовой, когда совершенно нечего делать, часами лежишь в блиндаже, вспоминая прошлое, мечтая о будущем. Так было еще весной, когда мы стояли под Синявиным. У меня есть в характере некоторая мечтательность. В бою она уступает место холодной расчетливости. Хорошо было тому, у кого дома осталась девушка. Он получал письма, мог мечтать о будущей встрече. У меня не было такого близкого друга. Постепенно в своем воображении я сам создал его. В мечтах я видел девушку, с которой хотел бы встретиться после войны, — это была только мечта. Мог ли я ожидать, что когда-нибудь она превратится в действительность! Нас сняли с обороны. Отправили в Ленинград. В первое посещение клуба я случайно увидел девушку. Девушку моей мечты. Это сходство было таким неожиданным, что я невольно вздрогнул. Мечта превратилась в действительность, но действительность оказалась, несомненно, лучше мечты. Не буду повторять, как мы познакомились с тобой. Лишь еще раз вспомню, как мало мы были вместе. Последний вечер я почти не мог ни о чем говорить. И думал только одно: что вижу тебя в последний раз перед долгой разлукой.
Шурочка, я не сказал тогда тебе, что люблю тебя. Почему? Ты сама понимаешь. Трудно сказать первый раз в жизни эти слова девушке, особенно если не уверен, любит ли она тебя. С тех пор прошло много времени. Я писал тебе, ты отвечала. Но только сегодня из последнего письма я узнал, что ты тоже любишь меня. Если бы ты знала, милая Шура, сколько радости принес мне твой ответ! Ты пишешь, что можно было все понять из других писем. Конечно, я понимал, но согласись, что есть разница — понять самому или узнать ответ, сказанный тобой. Теперь у меня не осталось ни малейшего сомнения. Больше ты не получишь письма, написанного под таким тяжелым настроением, как было однажды. Кстати, прости, если я тебя обидел содержанием того письма.
Ну, надо кончать. А хочется писать еще и еще. Пиши о себе побольше. Как работа? Какое смотрела кино? Что читаешь? Поверь, что каждая мелочь интересует меня.
До свидания. С приветом к тебе Коля.
26 октября 1943 г.
Здравствуй, мама!
Живу хорошо, не беспокойся обо мне. Конечно, бывает и очень тяжело, но ведь на то и война. К счастью, я все-таки крепко сделан, да и характер у меня не унывающий. Позавчера пришлось итти с вечера на передний край. Представь себе эту веселую картину. Ночь. Все время, не переставая, идет паршивый осенний дождь. Тьма такая, что не видно собственной руки. Итти более 15 километров по грязной фронтовой дороге, и почти половину этого расстояния по залитому водой лабиринту траншей. Ты всегда удивлялась моему умению ориентироваться на местности и вспоминала тот случай, когда я тебя вел по незнакомому лесу километров пять и без ошибки привел на нужное место. По сравнению с тем, как приходится путешествовать сейчас, все это были детские игрушки. Одному бы итти еще полбеды, но нужно все время заботиться, чтобы не растерять людей. В такие минуты особенно чувствуешь свою ответственность командира. Как важно иногда пропустить мимо себя бойца, сказать ему шопотом ободряющее слово. А иногда, наоборот, короткое приказание, суровый тон подчеркивают и дают понять людям всю важность четкого исполнения задания.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.
Книга задумана как документальная повесть, политический триллер, основанный на семейных документах, архиве ФСБ России, воспоминаниях современников, включая как жертв репрессий, так и их исполнителей. Это первая и наиболее подробная биография выдающегося общественного деятеля СССР, которая писалась не для того, чтобы угодить какой-либо партии, а с единственной целью — рассказать правду о человеке и его времени. Потому что пришло время об этом рассказать. Многие факты, приведенные в книге, никогда ранее не были опубликованы. Это книга о драматичной, трагической судьбе всей семьи Александра Косарева, о репрессиях против его родственников, о незаслуженном наказании его жены, а затем и дочери, переживших долгую ссылку на Крайнем Севере «Запомните меня живым» — книга, рассчитанная на массового читателя.
Януш Корчак (1878–1942), писатель, врач, педагог-реформатор, великий гуманист минувшего века. В нашей стране дети зачитывались его повестью «Король Матиуш Первый». Менее известен в России его уникальный опыт воспитания детей-сирот, педагогические идеи, изложенные в книгах «Как любить ребенка» и «Право ребенка на уважение». Польский еврей, Корчак стал гордостью и героем двух народов, двух культур. В оккупированной нацистами Варшаве он ценой невероятных усилий спасал жизни сирот, а в августе 1942 года, отвергнув предложение бежать из гетто и спасти свою жизнь, остался с двумястами своими воспитанниками и вместе с ними погиб в Треблинке.
Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».
«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.