Дневник одного тела - [85]

* * *

74 года, 4 месяца, 15 дней

Среда, 25 февраля 1998 года

Ужин у В. От жуткого вкуса чуть не выплюнул сразу же все, что было во рту. Помешал особый разговор, который вел со мной за столом хозяин дома. Пришлось проглотить все целиком, не вдаваясь в подробности. И тут мой собеседник выплевывает то, что было во рту у него, с криком: Дорогая, какой ужас! И дорогая соглашается: да, морские гребешки протухли.

* * *

74 года, 5 месяцев, 6 дней

Понедельник, 16 марта 1998 года

Конец моей лекции в Белене. Назаре, моя переводчица, накрывает мою руку своей и, просунув пальцы под рубашку, поглаживает запястье. Я рада была бы провести с вами ночь, говорит она, а если можно, и все три, оставшиеся до вашего отъезда. Ее предложение звучит так естественно, что я почти не удивлен. Польщен, но не удивлен. Ну и, конечно, взволнован. (Все же, после минутного размышления, еще и изрядно огорошен.) Мы с Назаре работали вместе над организацией этой лекции, она занималась созывом участников, их приемом, восполняя на всех направлениях неорганизованность, пусть и исполненной энтузиазма, принимающей стороны. В Сан-Паулу, Рио, Ресифи, Порту-Алегри, Сан-Луисе она спасала меня от большей части официальных ужинов, утаскивая за собой в свои любимые кварталы, водила по музыкальным и философским кружкам, и вот — ее ладонь на моей руке. Милая, маленькая Назаре, говорю я (ей двадцать пять лет), спасибо, я правда очень благодарен, но из этого бы ничего не вышло: годы, знаете ли… Это значит, что вы не верите в воскресение, возразила она. Это значит, что там поработал скальпель, что мое желание давно умерло, что я однолюб, что я втрое старше ее, что за все эти годы без практики я перестал рассматривать себя как сексуальную единицу, что ей в постели со мной будет скучно, а мне с ней — грустно. Все эти возражения были столь неубедительны, что я не успел закончить их перечень, как мы оказались в номере. Будем просто скользить, сказала она, снимая с нас одежду, это ведь скольжение, медленное скольжение — шелка по телу, обнаженной кожи по обнаженной коже, прикосновения, такие нежные, что время, тяжесть, страх — все улетучивается. Назаре, уныло говорю я. Мсье, шепчет она, покрывая мою шею мелкими, легкими поцелуями, мы уже не на конференции, тут больше нечего побеждать. И принимается целовать мне грудь, живот, член, который даже не дрогнул, идиот, ну и плевать, не хочешь играть вместе с нами — не надо, старьё! А мелкие легкие поцелуи уже добрались до внутренней поверхности бедер, куда Назаре прокладывает себе дорогу языком, в то время как ее руки соскальзывают с моих ягодиц, а я весь напрягаюсь, изгибаюсь, и мои пальцы путаются в пышных зарослях ее потрясающих волос, а ее язычок прикидывает меня на вес, а губы поглощают меня, и вот я уже весь у нее во рту, и язык ее принимается за работу, начиная свое медленное вращение, и губы, как рука скульптора, скользят туда-сюда, а я распускаюсь, как цветок, честное слово, конечно, скромненько так, но все же, о, Назаре, Назаре, и твердею, честное слово, потихоньку, полегоньку, но все больше и больше, о, Назаре, я притягиваю ее лицо к своим губам, и мы перекатываемся в обнимку по постели, и Назаре раскрывается и принимает меня внутрь себя, и я вхожу в нее, как возвращаются домой после долгого отсутствия, робко, стою какое-то время на пороге, сейчас все кончится, думаю я, только не думайте, что сейчас все кончится, шепчет мне на ухо Назаре, я люблю вас, мсье, и вот я уже весь, целиком внутри нее, нет, я у себя, в родном доме, скольжу в этом вновь обретенном, податливом, влажном тепле и становлюсь все больше, больше, доверившись ей, и время исчезает, и я издали замечаю приближение извержения и наслаждаюсь в полной мере этим нарастанием, я могу даже задержать его, насладиться предвкушением, почувствовать, как оно лезет вверх, и снова попридержать, и только потом взорваться. Ну вот, говорит Назаре, стискивая меня в объятьях, да — вот, вот он я, я — воскресший.

* * *

74 года, 5 месяцев, 7 дней

Вторник, 17 марта 1998 года

Перечитав то, что написал вчера, подумал о роли, которую играют в эротических описаниях местоимения: ее язычок прикидывает меня навес, губы поглощают меня , и вот я весь у нее во рту… Тут дело не в целомудрии (естественно, речь идет о моих яйцах и члене), не в погоне за каким-то стилем (если уж на то пошло, это еще одно подтверждение моей полной некомпетентности в этом вопросе), нет, это самый что ни на есть явный знак вновь обретенной сущности. Вот — совершенно живой мужчина, что бы он ни говорил потом, когда протрезвится: «меня», «мне» — это я. То же касается метафор, обозначающих интимные места Назаре, Назаре, в которую я вхожу, родной дом — это я говорю о ней, о ее женской сущности.

* * *

74 года, 5 месяцев, 9 дней

Четверг, 19 марта 1998 года

Черная кожа Назаре — бездна красок: коричневые тона, охристые, голубые, красные, пурпурно-лиловое окаймление ее лона, розовая мякоть языка, нежно-розовые ладони, не знаю, какой оттенок чудеснее, из какой глубины он восходит, глядя на обнаженное тело Назаре, с головой погружаешься в разноцветье ее кожи. Впервые в жизни замечаю, что моя кожа — это всего лишь нечто, прикрывающее меня сверху, она никакая. А у Назаре кожа гладкая, с такими плотными порами, что их и вовсе не видно, кожа, похожая на смоченную водой гальку, — обтягивающие ее платья танцуют с каждым ее шагом. Грудь, ягодицы, живот, бедра, спина Назаре — такие крепкие, что все тело выглядит сгустком энергии. Эротичная Назаре… Как жаль, что я воскресал не каждый раз (далеко не каждый!)… Мсье, замечает она, для вас секс — это обязательно… торжество. После чего следует демонстрация разнообразных видов ласки, огромного количества всевозможных объятий и сжиманий, которым рукоплещут оргазмы Назаре. Грудь Назаре — две горные вершины среди молочно-белых облаков нашей ванны: Вот мои острова в океане! Вкус Назаре — мед и перец, ее амбровый аромат, ее словно посыпанный песком голос, африканский взрыв ее гривы, в которой путаются мои пальцы. Философский ум Назаре: Неплохо, говорю я на вершине экстаза. Вы хотите сказать «очень хорошо»! — возражает она, — просто чудесно! И начинает объяснять, что литоты