Дневник немецкого солдата - [15]

Поблизости развернули новые ветеринарные больницы: в Польше вспыхнула эпидемия сапа. Эсэсовцы под страшным секретом сообщают, что раскрыт гнусный план англичан — одним ударом под прикрытием ночи уничтожить ядовитыми газами всю немецкую армию. Но фюрер мудро решил перебросить свои войска в Польшу; теперь эскадрильи Германа Геринга налетят на Англию, и мы через несколько дней отпразднуем победу. Гениальный ход фюрера. Англия задумала погубить нас, а погибнет сама.

Офицеры пропаганды могут быть довольны: легковеров хватает.

А в это время на берегу Буга солдат переодевают в форму таможенников и пограничников. Так им удобнее рыть по ночам бункеры вдоль Буга. Улицы пограничных местечек затянуты маскировочными сетями. Ясно, что дружба с русскими тут ни при чем.

В поход за смертью

Этому трагическому дню предшествовал телефонный разговор с Влодавой:

— Как живете?

— Каждый дюйм занят военными. Что-то назревает.

— А на той стороне?

— Все спокойно.

Душно. Земля до самого горизонта раскалена. В воздухе пахнет дымом. Надвигается что-то непонятное. Предчувствие страшного проникает в сердце и мозг. Чувствуешь себя, как во сне. Хочется кого-то предупредить, а губы не могут выговорить ни слова. Будто тебя колют тысячами игл. А кругом тишина, и ты не чувствуешь ни дрожи, ни боли. Мертвая тишина длится вечно. Даже ночью она не приносит покоя.

Летняя ночь темной пеленой легла на землю. Лишь неподалеку, над Майданеком, черный саван неба освещен сероватым лучом. Вдоль Буга, замаскировавшись, расположились гитлеровские войска, готовые броситься в бой.

Едва забрезжил рассвет, раздался страшный грохот. Орудия изрыгали пламя, от разрывов бомб и снарядов дыбом вставала земля. Не знающая жалости рука убийцы сжалась в кулак, и он начал уничтожать ею дома, леса, нивы, людей, животных. Завывание, свист, рев. Скрежет, лязг, гром. Бомбят противоположный берег Буга.

Дым и копоть превратили день в ночь. Стоит ветерку на мгновение разорвать желто-черный туман, как вдали можно увидеть столбы огня и дыма над маленькими деревянными домиками.

Взошедшее солнце окрасило реку в пурпурно-кровавый цвет. Гитлеровцы зацепились за тот берег, уничтожив на своем пути все живое. Разрывы буравят землю, поднимая в воздух вместе с почвой молодые посевы. Трупы людей и животных снова и снова взлетают в воздух. Здесь даже смерть не приносит покоя. Металлическое чудовище ползет на Восток. Его стальной зев сплевывает сатанинский яд на мир, взращенный на том берегу.

Почему мне зябко в такую жару?

На каждый удар сердца отвечают тысячи ударов грома. И с каждым ударом грома гибнут сотни невинных людей. Пляска смерти пронеслась над землей, подминая, сжигая, уничтожая все на своем пути.

Внезапно все перестали говорить о снабжении армии, о борьбе с эпидемией сапа, о мирной переправе через Черное море. Ложь победила. Теперь нет времени размышлять. Каждый по щиколотку стоит в крови.

Вот он первый день войны.

У меня такое ощущение, точно меня обещали оправдать, а приговорили к смерти. Аппетит пропал. Хочется выпить, но сегодня нельзя. Если напьюсь, могу сболтнуть лишнее.

* * *

Зашел шпис, протянул, как обычно, руку и вместо приветствия сказал, смеясь:

— Сегодня мы здорово пощипали русских.

Хорошо, что я был трезв. Да, на моего друга напали

Предательски, коварно, и я должен молча смотреть на то, как петля душит его. А я ничего не могу поделать.

Как помочь другу? Может быть, мстить за него каждому, кто попадет тебе в руки? Добивать раненых? Нет, не то!

Я в ужасном состоянии. Несмотря на ранее принятое решение, я, не дождавшись вечера, напился. Вместе с Густавом Рейнике мы осушили литр водки. Лишь бы забыться, не видеть и не понимать того, что случилось сегодня. Но мысль не вычеркнешь, не заглушишь. Преступление совершено.

Солдаты спрашивают:

— Что теперь будет?

Или:

— Что ты теперь скажешь?

Одному я рассказал сказку:

— Человек вышел к ручейку. Поблизости не было моста, и человек перешагнул через ручей. Дальше на пути человека река… Он нашел брод и перешел реку. Потом он вышел к могучему потоку. Ни моста, ни брода. Человек бросился в воду и переплыл поток. Тогда этот человек возомнил о себе. Решил, что ему все нипочем. Он дошел до озера, бросился в воду и благополучно достиг другого берега. А там — море. Человек, не обращая внимания на волны, бросился в море и поплыл. Плыл он долго-долго, а другого берега все не видно. Человек хотел повернуть обратно, но у него не хватило сил, и он утонул.

— Толковая сказка, — поддержал меня Густав. — Преступник не знает границ.

Снова нескончаемый поток изуродованных людей. Ежедневно к нам поступает до трехсот раненых. Школьный двор стал кровавым бивуаком. Легкораненые сидят на скамьях. Они громко жалуются друг другу на свою судьбу. Солдат с тяжелыми ранениями обрабатывают в помещении. Самых тяжелых кое-как бинтуем и дважды в день отправляем к поезду — на Демблин или Варшаву. Стараемся отправить поскорее — очередь растет.

Санитары спят, не раздеваясь, даже не снимая сапог.

Я ворочаюсь на койке, не могу заснуть, несмотря на страшную усталость. На душе невыразимая тяжесть. Почему-то вспомнилось, как утешал меня врач со свастикой на белом халате, когда моя маленькая дочь попала в больницу…