Дневник немецкого солдата - [17]

Ольга объяснила мне:

— У нас несчастье. Молодой крестьянин, которому вы дали патроны, затеял перестрелку с полицией. Двое из наших тяжело ранены. Один из них — брат этого крестьянина. Его привезли сюда на телеге. Его надо срочно оперировать. Сейчас придет доктор.

Я присел. Вдруг Ольга, неожиданно для меня, торжественно проговорила:

— Господин унтер-офицер! Нет ли у вас какого-нибудь сугубо личного желания? Вы нам так помогаете. Хотелось бы чем-нибудь отблагодарить вас.

Я почувствовал себя неловко, хотя и понимал, что разговор о благодарности затеян от души. Я ответил полушутя:

— Есть у меня одна просьба. Не найдется ли у вас кофейной мельницы? Я очень люблю кофе, а мельницы у меня нет. — И я протянул ей кулечек с кофейными зернами.

Ольга ушла на кухню, и вскоре оттуда раздался треск кофейной мельницы.

Доктору не пришлось оперировать тяжелораненого. Парень скончался. Пришел знакомый мне молодой крестьянин и сказал, что тело брата в повозке. Надо его тайком похоронить в лесу. Крестьянин рассказал нам, как все случилось:

— Полицейские подожгли три хаты. Им показалось, что их оттуда обстреляли. На следующий день мы перерезали телефонный кабель, напали на патруль и подожгли здание, в котором они размещались. Но кто-то из патрулей заметил пламя, и нам не удалось скрыться незаметно.

— А полицейских в здании вы уничтожили?

— Уничтожили, уничтожили, — ответил крестьянин. Он встал, взял меня за плечо и сказал:

— Мой брат погиб. Теперь ты будешь моим братом. И попросил меня снова достать патроны.

* * *

Я был настолько занят, что мог заходить в ателье только по вечерам.

На днях я отнес им несколько коробок с патронами, завернув их в бинты.

Ольга переложила патроны в коробки из-под фотопластинок и куда-то вышла, попросив меня минуточку подождать.

Вернулась она со свертком в руках.

— Вот, пожалуйста, нам удалось исполнить вашу просьбу.

В свертке была кофейная мельница. Я смутился, поблагодарил и ушел. Это меня тронуло. Комитет сделал мне подарок, как это дорого для меня.

* * *

Раненых много, транспорт не успевает вывозить их в тыл, а наши санитары — перевязывать. Если льет дождь — совсем плохо: машины застревают, а нам негде укрыть эвакуируемых. Здание школы забито до отказа, мест нет, приходится оставлять раненых под дождем. Командование приказало срочно развернуть промежуточный эвакопункт, чтобы ускорить отправку и обеспечить быструю перевязку раненых.

* * *

Настал наконец и наш черед отдохнуть. Три дня мы грузили оборудование эвакогоспиталя. Днем и ночью у вагонов стояли посты, охраняя имущество.

В полночь я решил проверить посты. Надел каску, взял пистолет, рассовал на всякий случай по карманам несколько пачек патронов и зашагал по Быховке, мимо знакомого мне ателье.

На душе у меня становилось легче, когда я шел по этой улице. Сквозь закрытые ставни фотоателье на улицу проникал слабый луч света. Надо обязательно зайти и предупредить их, чтобы лучше маскировались. Вот и повод есть лишний раз навестить друзей. Меня всегда тянуло к ним. Я почему-то был уверен, что застану в фотоателье людей из комитета, людей, которым я по мере сил помогал, но которые были со мной не так откровенны, как мне хотелось бы. Конечно, они доверяют мне, да и глупо было бы не доверять после всего, что я сделал, после того, как, с точки зрения наших воинских законов, я стал преступником. Но о своей деятельности они мне не рассказывают, и я не расспрашиваю. Я только знаю, что патроны, гранаты и все, что мы с Рейнике и Вайсом отдаем туда, идет в настоящее дело.

Ворота были заперты, доступ к дверям ателье отрезан. Я прислушался. Тишина. Но в любую минуту может появиться патруль, увидит свет в окне и, конечно, проверит, кто и по какой причине бодрствует там в полночь. Так из-за пустяка может нагрянуть беда.

Я постучался в ставни. Свет тотчас погас. К окну никто не подошел. Я снова постучался, теперь условным стуком: один длинный, три коротких. Так всегда я стучался по вечерам, когда ворота или дверь были заперты. Снова никто не ответил. Может быть, Ольга, прежде чем подойти к окну, выпускает товарищей через черный ход? Зачем же она так быстро погасила свет? Это очень неосторожно.

На улице по-прежнему было тихо и пустынно. Я подождал минуту и снова постучал. Кто-то осторожно приоткрыл ставни. В окне показалась женщина с растрепанными волосами, словно она только что встала с постели. Это была Ольга, она спросила:

— Что вам угодно, господин?

— Это не патруль, — тихо произнес я, уверенный, что Ольга узнает меня по голосу.

Спустя несколько секунд заскрипели ворота.

— Вы еще ни разу не приходили в каске, — объяснила Ольга, — я очень испугалась.

— Надо тщательнее затемнять окна,— сказал я.— А то любой патруль вас накроет.

— Пошли, пошли. — Ольга потянула меня в ателье.

Она была не одна. В каморке для проявления стояли двое. Они явно нервничали. Это были доктор и еще какой-то незнакомый мне человек. Увидев меня, незнакомец сунул руку в карман.

Доктор что-то сказал ему по-польски, тот сел на скамью возле мощной лампы. Оказалось, что это раненый член комитета; доктор специальной лампой облучал его рану.