Дневник Микеланджело Неистового - [24]

* * *

Сегодня у меня дома побывал мой друг Якопо - племянник Леон Баттисты Альберти *. Он хорошо знаком с трудами своего знаменитого дяди, умершего несколькими годами ранее моего появления на свет. Якопо с восхищением рассказывает о своем родственнике и приглашает к себе, чтобы показать мне некоторые проекты дяди по архитектуре. Ему особенно хочется познакомить меня с идеями Альберти об искусстве и его высказываниями по вопросам политики и морали. Оказывается, он оставил после себя немало сочинений, написанных на нашем языке и латыни. Якопо интересно знать мое мнение о взглядах дяди на искусство и его высказываниях о художниках, поскольку он собирается опубликовать его труды. Живет он в фамильном дворце почти напротив моста Делле-Грацие, где кончается улица Красильщиков, неподалеку от меня.

* Альберти, Леон Баттиста (1401-1472) - архитектор, скульптор, литератор, математик, мыслитель, оказавший сильное влияние на утверждение ренессансных идеалов в Италии.

Выходя из моего дома, мы затеяли разговор о традициях и настолько увлеклись, что не заметили, как дошли до Попечительского совета собора, где и расстались.

Мысли моего друга о традициях искусства прошлого несколько старомодны. И если они отражают взгляды самого Альберти, то не думаю, чтобы его сочинения, с которыми так носится племянник, могли бы представлять значительный интерес. Напоследок я сказал другу, что не стоит слишком обольщаться в отношении традиций. Их нужно рассматривать как общность замыслов, и не более, то есть уже осуществленных идей и тех, которые еще предстоит воплотить в жизнь. Уверовав в традицию как в нечто незыблемое и недостижимое, художник наносит самому себе непоправимый вред. Словом, традиция - не всесильное средство, одаривающее нас щедротами. И те, кто прикрывается ею, отстаивая несуществующие каноны и неписаные правила, действуют вопреки интересам искусства, о чем я тоже сказал Якопо.

* * *

Если верить тому, что произведение искусства как зеркало отражает своего творца, то без преувеличений могу утверждать, что из моей мастерской должны бы выходить гиганты, вечно неудовлетворенные содеянным и жадно стремящиеся ко все новым свершениям. Знаю, что это всего лишь жалкие потуги моей ненасытной фантазии. Но коль скоро такие мысли меня одолевают, стало быть, в них есть доля истины. Более того, я уверен, что произведение искусства - это только слабое эхо того, на что способно наше воображение, порождающее бесконечное множество образов...

Жажда порождает жажду, и от нее я стражду...

У меня порою такое ощущение, что я уже не в силах совладать с моей фантазией. Достаточно мне увидеть красивую женщину или юношу, как я становлюсь пленником собственного воображения. Поразивший меня своей красотой юноша тут же превращается в мраморное изваяние; причем его черты отличаются от тех, что воспринимаются глазом. Такова работа моего воображения, совершаемая в полости, занимаемой мозгом. Но любое красивое лицо или тело лишь единожды способно меня увлечь. Едва оно запечатлится в мраморе силой моего воображения, как я тут же забываю о нем и ищу другие лица, другие идеалы прекрасного. Меня тошнит от повторяющейся красоты, и я не в силах ее переваривать. Ничего нет более простого, как воспроизводить одни и те же формы, тот же тип красоты. Поистине нужно обладать недюжинным воображением, да и мужеством к тому же, чтобы побороть в себе такую рабскую привязанность.

Искусство - это вечная новизна, каждодневное открытие и, я бы даже сказал, постоянная революция в действии. Вот почему я отвергаю работы этого лавочника Перуджино. По той же причине я не приемлю мадонн фра Филиппо Липпи *, ни самого Боттичелли и других мастеров, без устали повторяющих один и тот же тип женской красоты. Фра Филиппо помешан на красоте своей возлюбленной, а Сандро Боттичелли пленен образом своей таинственной "дорогой подруги", которую мало кто знает в наших кругах. И все они - кто в большей, кто в меньшей степени - идут проторенной дорожкой к намеченной цели.

Иногда ловлю себя на слове, когда зарекаюсь никогда не браться за портреты. Меня не соблазнят на это ни папы римские, ни короли. Нынче все, кому не лень, работают над портретами. А иные так себе набили руку, что не брезгуют никаким заказом - лишь бы платили. Художник, в моем понимании, должен творить для человечества, а не служить одному лицу. Будь моя воля, я запретил бы пользоваться услугами подручных, дабы установить заслон произведениям, рассчитанным на неприхотливый вкус. Как бы хотелось, чтобы флорентийские "мастера" обходились без подобных услуг. Пусть бы они зарабатывали меньше, зато не опошляли бы искусство. Немало говорится о достоинствах, которыми должен обладать художник. Думаю, что достойных у нас нет вовсе. А по мне, стоило бы говорить больше о честности, ибо быть достойным - стало быть, претендовать на слишком многое.

* * *

Глыба мрамора, над которой когда-то без толку провозился Агостино ди Дуччо *, решением Попечительского совета собора Санта Мария дель Фьоре передана мне, дабы я высек из нее статую. Вначале эту глыбу предложили Андреа Контуччи *, но тот затребовал дополнительные блоки мрамора, в чем ему было отказано. Заказ мне передан при условии, что я обязуюсь изваять статую из целой глыбы, не прося никаких добавок.