Дневник Мариэтты Шагинян - [5]

Во время путешествия в Армению Мариэтта Шагинян обедает на берегу горной реки Арпа: «Бежит по камушкам навстречу нам голубая вода, бежит, и поёт, и вскидывает белые гребешки. Поёт по — армянски: ехать — не возвращаться, ехать — не возвращаться. Гомон реки по звуку очень похож на эти слова, и за это я люблю Арпа, потому что больше всего в жизни всегда хотелось ехать, ехать — не возвращаться».

Куда так спешит писательница? Её дневник уделяет слишком много места правилу: «Жить — значит чувствовать, наслаждаться жизнью, чувствовать непрестанно новое, которое бы напоминало, что мы живём…» Конечно, нужно чувствовать новое, но это только средство для понимания жизни и для практического дела. В качестве самоцели погоня за новыми ощущениями не заключает в себе ничего похвального. Нехорошо, если председатели колхозов, академики, новаторы производства, научные проблемы, высотные здания, электрические поильники — всё это служит писателю только для того, чтобы напомнить ему, что он живёт, живёт широкой, полнокровной жизнью.

Мы вовсе не хотим обидеть Мариэтту Шагинян и свято верим в искренность её эмоций. Было бы также неправильно утверждать, что в книге содержатся только эмоции. Автор записывает факты, и многие из них соответствуют действительности. Выдержки из газет, списки фамилий, прочитанных на Доске почёта, таблицы выполнения плана в процентах — всё это занимает немало места в книге Мариэтты Шагинян. «Дневник писателя» буквально ломится от цифр, имён и названий. И всё же конкретного содержания в нём не так много.

Дело в том, что отдельные факты, взятые в любом количестве, — самая абстрактная вещь на свете. Только в общих связях и отношениях факты приобретают живую конкретность, и тогда они очень нужны. Но бывает и так — плохой докладчик украшает свои доклад именами и цифрами; это создаёт впечатление конкретности, не это фальшь. Так и писатель; если ему не хватает конкретного содержания, он наполняет своё сочинение «фактами»: бесчисленными, как песок морской.

Есть очень простой способ проверить, насколько серьёзны интересы автора в области, скажем, животноводства. Мариэтта Шагинян, должно быть, хорошо знакома с этим делом; по крайней мере, она свободно судит о среднем удое, грубых кормах, проценте жирности молока и т. д. Книга её вышла в такой момент, когда вся страна занята вопросом о подъёме животноводства. Читатель, естественно, хочет знать: имеются ли в «Дневнике писателя» какие — нибудь следы беспокойства об отставании этой отрасли сельского хозяйства, пишет ли Мариэтта Шагинян о недостатке коров в колхозном стаде, есть ли в её записках указания на отрицательные стороны существовавшей практики заготовок? Или народ не посвящал её в свои серьёзные дела и затруднения, а встречал хлебом — солью, чтобы исполнить свой долг перед литературой?

Мы яровое убрали

И убрали траву, —

Се тре жоли, се тре жоли!

Коман ву порте ву?

К сожалению, писательница проходит мимо самых трудных вопросов сельского хозяйства, ограничиваясь почти совершенно одной лишь парадной стороной дела. Поэтому, все её термины, проценты, килограммы, литры — только медь звенящая. Мариэтта Шагинян может сказать, что решение таких вопросов есть дело партии и правительства, а не отдельного литератора. Совершенно верно. Однако если писатель серьёзно относится к своей задаче, то его прямая обязанность — представить обществу материал, в котором отражаются различные стороны действительности. Тем самым он способствует принятию правильных решений и сам участвует в жизни народа, а не является только гудошником (из оперы Бородина «Князь Игорь»), умеющим вовремя ударить в колокола с пением «Радость нам!» Писателей, способных дать обществу достоверный материал для решения его вопросов, критика школы Белинского называла «дельными».

К числу дельных произведений литературы можно отнести ряд очерков на темы советской деревни, появившихся в нашей печати одновременно с книгой Мариэтты Шагинян. Факты, приведённые в этих очерках, на первый взгляд носили частный характер, но они подсказывали общие выводы — например, мысль о недопустимости нарушений принципа материальной заинтересованности, имеющего большое значение для всей эпохи социализма, особенно в таком коренном вопросе нашей жизни, как союз рабочего класса с крестьянством.

Конечно, нужно трижды подумать, прежде чем писать на такие темы. Это — дело серьёзное. Но Мариэтта Шагинян достаточно опытный автор, чтобы ответить на запросы читателя, который предан идеям Коммунистической партии, любит литературу и презирает гудошников.

2

В пользу этого мнения о Мариэтте Шагинян говорит прежде всего её литературное имя, а также некоторые места из «Дневника писателя». Приведём следующий пример. В беседе с начальником шахты Кукрусе выясняется, что за шесть лет своей работы «старуха» уже выработала всё, что ей положено, и дошла до границы своего шахтного поля. По целому ряду причин технического и экономического характера принято думать, что дальнейшая выработка была бы невыгодна. Между тем соседняя шахта только строится, а коллектив на Кукрусе работает хорошо, механизация слажена отлично, тонна сланца стоит дёшево, так почему же не перейти на поле соседней шахты? Мариэтта Шагинян согласна с этим предложением. «Тут я опять записываю от себя. Можно это представить психологически: люди обжились, «обработались» на своём месте, развили энергию, сладились, — а тут вдруг сворачивай всё и уходи. И они не ушли и не свернули, а пошли по сланцу дальше, — и это значит, что они сделали какую — то революцию в сложившейся технике и экономике эксплуатации шахты».