Дневник инока - [55]

Посылку Вашу получил 1/IX. Спаси Христос за великое утешение и теплую заботу, которая премного смягчает чувство одиночества и бодрит душу мою силою Вашей любви.

Описание поездки Т[атьяны] Б[орисовны][140] прекрасно своей задушевностью, непосредственностью и пониманием сущности православного богослужения.

Наша церковная служба, совершаемая с полным благоговением, носит печать благодатности… Богобоязненный священнослужитель — носитель Духа Святаго. Ведь что такое в человеке верующем страх Божий? Это — дыхание Св[ятого] Духа, облекающее и проницающее душу богобоязненную. Если же имеющий страх Божий допустит какую‑либо вольность и нескромность, то он сразу чувствует отступление благодати Божией. Тогда и храм видится им только как"человеческое"помещение.

Если служба в Почаеве[141] хороша, то именно в силу одушевления пресвитеров и диаконов"духом страха Божия". Далее, как хорошо то, что дорогая Т. Б. молитвой своей в Почаевской Лавре прикоснулась сердечно к святыне Богоматери и ощутила Ее Божественную силу, простирающуюся на Почаевскую гору и насельников горы. Между прочим, образок преп[одобного] Иова Почаевского прекрасен. Угодник Божий изображен на нем в неувядающей духовной красоте. Редко встретишь подобную фотокопию. Благодарю премного за иконочку и за все прочее. У моего покойного отца был обычай в числе святых на богослужебных отпустах поминать"преп[одобных] отец наших Иова Почаевского и Афанасия, игумена Брестского". Образок напомнил мне об этом.

Я последние дни болею. Почему‑то правый глаз ломит, от неожиданного флюса — недомогание и голова плохо соображает. Даже читать трудно.

Еще хотелось высказать несколько мыслей по поводу молитвы нашей к Богу. Опыт жизни, знаете ли, приводит в конце концов к живому убеждению, что мы не только"ничто", но без Бога — "пустое ничто". В сердце человека, по крайней мере, теплое чувство благодарной любви к Богу должно быть неотступным. Все наши мысли, чувства, слова и действия должны истекать именно из такого чувства. А поскольку у нас подобное чувство является лишь временами, то мы — "развороченное ничто", опустошенное от Бога. Потому необходимо пред началом всякого дня молиться Господу о том, чтобы Он положил печать силы Своей на все, что мы мыслим, говорим и делаем. Например, можно молиться такими словами:"Господи Боже! Даруй мне в наступающий день Твою силу и положи ее как печать на мой ум, сердце и волю. Даруй мне благодать обращения со всеми, чтобы я не огорчил Твою святую любовь своими грехами". Подобная молитва должна быть первым криком больной и немощной души к Богу, первой молитвой о содействии свыше.

Вы сами постоянно чувствуете, как сила Божия при чтении Вами молитв приближается к Вам и как небесная стихия вторгается в Вашу душу. Отсюда сделайте вывод о том, как нам нужен Бог ежемгновенно, — Бог сердца нашего, Бог всякого утешения и радости. Им и будем согреваться и оживотворяться. Этого блага желаю Вам так же, как и своей худости и ничтожеству.

Господь да сохранит Вас в мире и благополучии.

А[рхимандрит] В[ениамин]

1 сентября 1953 г.

Дорогие Т[ихон] Т[ихонович] и Т[атьяна] Б[орисовна]!

Слава Богу, что Ваша жизнь течет ровно. За внимание и глубокую доброту ко мне сердечно благодарю. Лично я живу без перемен. Внутренне все учусь жить, так как еще не начинал жить богоугодно… Все яснее и яснее выступает в сознании мысль о том, что в человеке самое важное — хранение тонкости душевного чувства к восчувствованию Бога в Его силе. Душевное чувство, или"сердце", — это око человека, устремленное в орний мир, или, еще лучше сказать, это — лампада в душевном храме нашем. Как в комнате своей пред молитвой мы зажигаем лампаду, так в душе молитвой мы зажигаем душевное чувство. Оно горит или огнем благодарения и славословия Господа, или огнем покаяния пред Ним. Зажечь чувство подобными выражениями к Богу цель всякой молитвы нашей. У святых чувство пламенело любовью к Богу — вседушевной. У нас огонь сердечной лампады мерцает чуть–чуть и более чувствами сокрушения о грехах. Мы — лен курящийся (Ис. 42, 3).

Но когда вспомнишь море милосердия Божия, при своей сплошной греховности душевно верится, что и нас, носителей льна курящегося, не оставит Премилостивый Создатель Своею всепокрывающей и всеочищающей благодатью. Душа должна всегда находиться на распутье между упованием на милосердие Божие и страхом вечной гибели за нерадение[142].

Еще хотелось в этот раз коснуться одного явления в нашей личной жизни. Скажите, почему иногда исповедь не вполне нас облегчает, хотя по–видимому мы ничего не скрыли от духовника. Отойдешь от аналоя, а на сердце тьма и тьма. Тревожность не уврачевалась… Внутренне как бы чувствуешь какую‑то оторванность свою от Бога.

Иногда это бывает оттого, что мы мучащие нас грехи исповедали слишком лаконично. Между тем Господь от нас ждет перестрадания откровения, попрания внутренней стеснительности, в которой, может быть, лежит наша тайная гордость. Мне думается, что хоть раз в жизни наша исповедь должна быть такая подробная, как если бы мы стояли у престола Господа Судии и Ему лично поведывали свои преткновения и ошибки в изложении целой биографии жизни. Требуется превозмочь трудность подобного откровения. Тогда воссиявает сразу легкость оттого, что между душой и Богом рушится преграда душевной гордыни.