Дневник Гуантанамо - [10]
— Рукавицы?
— Да, точно!
Я писал письма одно за другим, следя за нумерацией страниц, чтобы мои адвокаты смогли собрать всю рукопись. Я держал в голове все, о чем хотел написать: только правда, как я ее помнил, без приукрашиваний. Тогда я осознал, что можно выразить любую мысль на любом языке, если у тебя сила воли и люди вокруг, которые говорят на этом языке, и если ты не боишься задавать вопросы или ошибаться. Я писал до тех пор, пока было что рассказывать. 28 сентября 2005 года я просто написал: «Конец».
Когда я только начинал этот рассказ, я думал, что пишу ее для своих адвокатов, чтобы они могли знать мою историю и защитить меня как полагается. Но вскоре я понял, что пишу для других читателей. Для тех, чья нога ни разу не ступала на территорию Гуантанамо. Слишком много лет правительство Соединенных Штатов затыкало мне рот и говорило за нас обоих. Они рассказывали общественности лживые истории, в которых связывали меня с террористами, и люди не могли ничего узнать о моей жизни и о том, как с нами обращались. Теперь письма стали моим способом бороться с правительством. Я хотел, чтобы простые граждане судили меня, поэтому мне нужно было, чтобы эти письма попали кому-то лично в руки. Это был мой единственный шанс. Я не был уверен, что письма, которые я писал и передавал адвокатам, когда-нибудь станут книгой. Но я верил в книги и в людей, которые их читают. Всегда верил, с тех самых пор, как ребенком держал в руках свою первую книгу. Я думал о том, что бы произошло, если бы кто-то за пределами тюрьмы держал написанную мной книгу.
Это произойдет только через девять лет. Но даже простое написание тех писем воодушевило меня. Теперь, когда Эми убедила меня сообщить о плохом обращении в тюрьме, я согласился. Она уведомила своего начальника, лейтенанта-полковника по имени Форест. Они расспросили меня о долгих годах в тюрьме, о «Секретных проектах», касающихся моих допросов, и сказали, что они заполняют официальные заявления. Позднее в 2005 году, когда я снова оказался перед комиссией, занимавшейся нашими делами, я почувствовал, что могу спокойно рассказать многое из того, о чем писал в письмах и рассказывал Эми. Сейчас мне странно осознавать, что тогда меня больше интересовало, чтобы моя история выбралась из Гуантанамо, чем мое собственное освобождение. Я сказал комиссии, что написал книгу обо всем, что рассказал им, и предложил прочесть ее. Они слушали меня много часов, задавали разные вопросы. Только в конце слушания я узнал, что комиссия не в силах повлиять на мое дело. После, когда моим адвокатам разрешили получить стенограмму слушания Административной комиссии, мы обнаружили, что многое из того, что я рассказал о жестоком обращении со мной, не записано. Именно в тот момент, когда я начал рассказывать о самых ужасных издевательствах, записывающее оборудование стало «непригодным».
Надежда на справедливость в Гуантанамо снова исчезла, и я опять начал сомневаться, что цензура США позволит моей истории добраться до людей. Но мои адвокаты продолжали работать. Из-за того, что мои письма были отправлены им конфиденциально, надежда возлагалась на так называемую Привилегированную группу, в которую в основном входят служащие разведки в отставке и государственные служащие, которым разрешен доступ к переписке между заключенными и адвокатами. Но Привилегированная группа отказалась рассекречивать письма. Вместо этого они предложили адвокатам отправить все письма обратно в Гуантанамо, чтобы я попробовал отправить их лично им через обычную почту. По опыту написания писем семье я знал, что отправить что-то по обычной почте — все равно что выбросить или по крайней мере замуровать в капсуле времени. Я прекрасно понимал, что все отправленное через обычную почту попадает в руки правительства, и они могут использовать полученную информацию, как им захочется.
Мои адвокаты втайне отправили заявление в суд в Вашингтоне о том, что Привилегированная группа обязана рассекретить письма для их дальнейшей публикации. Все произошло за закрытыми дверями, между моими адвокатами, представителями государства и судьей. Мне было запрещено присутствовать на этих слушаниях и даже знать, что говорится о моих рукописях. Судебный процесс длился пять лет и в итоге ни к чему не привел. Мои адвокаты даже не могли сказать мне, почему так произошло и почему Привилегированная группа отказалась рассекречивать письма.
Так что мы с адвокатами решили сделать так, как предложила Привилегированная группа. Мы отправили рукописи обратно в Гуантанамо и отказались от статуса адвокатской тайны. Теперь правительство могло прочитать мои письма и использовать их против меня. Но для правительства США этого было недостаточно. Они решили официально рассекретить рукописи, но объявили их «защищенными», а это означало, что их нельзя публиковать. Но наша борьба продолжилась. Не для того мы боролись все эти годы, чтобы правительство сказало: «Теперь только вы и ваши друзья-адвокаты могут почитать рукописи». Мои адвокаты приготовились снова забрать все письма. Наконец правительство решило не только рассекретить письма, но и «снять с них защиту». Это означало, что теперь, чтобы письма можно было официально опубликовать, правительство должно было отредактировать их так, как считает нужным.
В книге, написанной на документальной основе, рассказывается о судьбе российских подводных лодок, причина трагической гибели которых и до сегодняшних дней остается тайной.
В своей книге Алла Валько рассказывает о путешествиях по Украине и размышляет о событиях в ней в 2014–2015 годах. В первой части книги автор вспоминает о потрясающем пребывании в Закарпатье в 2010–2011 годы, во второй делится с читателями размышлениями по поводу присоединения Крыма и военных действий на Юго-Востоке, в третьей рассказывает о своём увлекательном путешествии по четырём областям, связанным с именами дорогих ей людей, в четвёртой пишет о деятельности Бориса Немцова в последние два года его жизни в связи с ситуацией в братской стране, в пятой на основе открытых публикаций подводит некоторые итоги прошедших четырёх лет.
Зачитывались в детстве Александром Дюма и Жюлем Верном? Любите французское кино и музыку? Обожаете французскую кухню и вино? Мечтаете хоть краем глаза увидеть Париж, прежде чем умереть? Но готовы ли вы к знакомству со страной ваших грез без лишних восторгов и избитых клише? Какая она, сегодняшняя Франция, и насколько отличается от почтовой открытки с Эйфелевой башней, беретами и аккордеоном? Как жить в стране, где месяцами не ходят поезда из-за забастовок? Как научиться разбираться в тысяче сортов сыра, есть их и не толстеть? Правда ли, что мужья-французы жадные и при разводе отбирают детей? Почему француженки вместо маленьких черных платьев носят дырявые колготки? Что делать, когда дети из школы вместо знаний приносят вшей, а приема у врача нужно ожидать несколько месяцев? Обо всем этом и многом другом вы узнаете из первых рук от Марии Перрье, автора книги и популярного Instagram-блога о жизни в настоящей Франции, @madame_perrier.
В этом сочинении я хочу предложить то, что не расходится с верой в существование души и не претит атеистическим воззрениям, которые хоть и являются такой же верой в её отсутствие, но основаны на определённых научных знаниях, а не слепом убеждении. Моя концепция позволяет не просто верить, а изучать душу на научной основе, тем самым максимально приблизиться к изучению бога, независимо от того, теист вы или атеист, ибо если мы созданы по образу и подобию, то, значит, наша душа близка по своему строению к душе бога.
Пережив самопогром 1990-х, наша страна вступила в эпоху информационных войн, продолжающихся по сей день. Прозаик, публицист, драматург и общественный деятель Юрий Поляков – один из немногих, кто честно пишет и высказывается о нашем времени. Не случайно третий сборник, включающий его интервью с 2014 по 2020 гг., носит название «В зоне риска». Именно в зоне риска оказались ныне российское общество и сам институт государственности. Автор уверен: если власть не озаботится ликвидацией чудовищного социального перекоса, то кризис неизбежен.
Автор, около 40 лет проработавший собственным корреспондентом центральных газет — «Комсомольской правды», «Советской России», — в публицистических очерках раскрывает роль журналистов, прессы в перестройке общественного мнения и экономики.
Он был палачом, был жнецом, он был другом и он любимым. Он Представитель смерти среди живых, он палач…. Он пал на войне, пал во власть своей покровительницы в ожидании найти покой. Но у Смерти иные планы на своего служителя, темные силы собираются вновь. Восстав из мертвых, Палач светлого города, закаленный самой Костлявой, готов вершить судьбы и забрать утраченные десятилетия в забвенье. Но ждут ли его друзья в новой жизни? Ждет ли его любимая, живы ли его близкие? И ждут ли они его вообще, спустя эти годы?..
Он – палач. Человек без чести и совести. Он – «темный жнец», отреченный от церкви. Он – друг светлого монаха и отличный повар, человек Короны и ее представитель перед Смертью, страх горожан и друг говорящего с духами. Он – враг светлого бога. И он чужд этому миру. Он – палач, проснувшийся без памяти, потерявший свое имя и свое прошлое, получивший только метку с Темной стороны и свое оружие. Его путь неведом ему, но ему помогает сама смерть в его нелегком пути. Его друзья – ведьмы, убийцы, монах и ворон. И он знает, что никто не отнимет у него права на счастье и будущее.
Последнее расследование Сэма Уоррена — первого детектива Тёмной Стороны.
Эту книгу заметили еще до публикации. Когда в 2013 году она стала одним из победителей национальной литературной премии «Рукопись года», критики назвали роман «Красные цепи» «урбанистическим триллером в стиле петербургского нуара, в котором сплелись детектив, рыцарские хроники и мистика» и призывали впечатлительного читателя быть осторожнее, «ибо эффект погружения мощный». Впрочем, каждый может сам решить для себя, что перед ним: мистический триллер, конспирологический детектив, роман ужасов — а заодно и проверить себя на впечатлительность.Петербург, наши дни.