Дневник грабителя - [28]

Кстати, к нам обращаются далеко не только парни, половину заказов такого рода мы получаем и от женщин. Одна телка в весьма преклонном возрасте даже попросила меня как-то прикончить ее старикана, а через три месяца опять с ним сошлась и даже родила ему ребенка. Полные придурки!

В общем, поехали мы с Олли в дом той пташки — вернее, в дом ее мамаши и папаши, хотя для нас не было разницы, кто именно в нем живет. Кстати, я не знаю, почему этот парень с ней расстался. Скорее всего она бросила его, подыскав себе более смазливого дружка, так часто бывает.

Так или иначе, наш приятель мечтает отомстить по полной программе, поэтому рассказывает, в какое время их всех нет дома, и предоставляет нам подробный список имеющихся у этого семейства ценностей. Мы в свою очередь платим ему тридцать или сорок фунтов, обещаем «наказать» его крошку и прихватить для него какие-то мелкие вещицы на память — таковы условия нашей с ним сделки. Что касается сувениров, мы никогда не соглашаемся брать в домах чьих-нибудь бывших личные вещи, например, фотографии. В противном случае на выстраивание цепи событий и раскрытие подобных дел требовалось бы всего несколько полицейских человеко-часов.

Итак, мы останавливаемся позади этого дома, забираемся в него, и Олли тут же находит «Пентакс» подружки Джастина (так зовут нашего приятеля). Вероятно, фотографировать — ее страсть. Очаровательно! Хотя кто я такой, чтобы осуждать эту крошку.

Олли входит в кухню, осмотром которой занимаюсь я.

— Улыбочку! — говорит он, и я зажмуриваюсь от вспышки.

— Не фотографируй меня, придурок! — ору я, с опозданием закрывая лицо рукой.

— Почему? Иметь такие фотки даже интересно, — говорит Олли.

— Интересно! А что, если мы забудем здесь этот чертов фотоаппарат? И его найдут копы? Тогда им и отпечатков не придется снимать, чтобы вычислить, кто ограбил эту хатку, они найдут нас по фотографиям. Дай-ка мне эту штуковину.

Я забираю у него фотоаппарат.

— Что ты делаешь?

— Хочу засветить пленку, — отвечаю я.

— Но здесь почти темно.

— У меня есть фонарь.

— Эй, подожди, — говорит Олли. — Сначала сфотографируй и ты меня.

Я смотрю на него в недоумении, пытаясь понять, шутит он или нет. Похоже, что нет. Я настолько растерян, что даже не вступаю с ним в спор, а подношу фотоаппарат к лицу и нажимаю на кнопку.

— Вспышка не сработала, — произносит Олли.

— Это имеет какое-то значение?

— Послушай, Бекс, я сфотографировал тебя как положено. И ты меня сфотографируй.

Я выполняю его просьбу и в свете вспышки вижу рожу сонного придурка, расплывшуюся в улыбке. Он напоминает мне в этот момент школьника, которого предки наконец-то привезли в зоопарк.

Фотоаппарат издает щелкающий звук и начинает жужжать.

— Что это? — спрашивает мой супермозговитый напарник.

— Пленка закончилась, перематывается.

Когда жужжание прекращается, я достаю пленку.

— Только не оставляй ее здесь, — говорит Олли, как будто я и сам не знаю, что должен забрать пленку с собой.

— Конечно, конечно, — отвечаю я. — Спасибо за совет. Я непременно возьму эту хрень с собой. А теперь, Кейт Мосс, давай-ка займемся делом.

Мы переносим аппаратуру в фургон, и я прошу Олли оставить в нем немного места и вернуться со мной на кухню, чтобы забрать там кое-что еще.

Мы запираем все, что награбили, в одном надежном месте и едем ко мне. Еще десять минут машинной тряски и моторного гудения, и Олли и я вносим в мою кухню и ставим на пустующее место холодильник.

— Неплохой, согласен?

Я вставляю вилку холодильника в розетку.

— Согласен. Лучше, чем твой старый, — отвечает Олли. — У тебя найдется что-нибудь перекусить?

— Не знаю, — говорю я. — Сейчас посмотрю.

Молоко, апельсиновый сок и другие напитки я выкинул из холодильника в доме предков той девчонки, а все остальное оставил.

— Бифштексы, курица, креветки… Хочешь бутербродов с креветками? У меня есть сливочное масло.

— Не откажусь. С вином в самый раз!

Олли достает с моей встроенной в стену полки для спиртных напитков бутылку вина.

— Открой его, а я пока займусь бутербродами. Штопор в складном швейцарском ноже на столе в гостиной.

— Что такое инсулин? — спрашивает Олли.

— Что? Где?

— Вот посмотри. Здесь полдюжины ампул.

Олли наклоняется и указывает на нижнюю полку раскрытого холодильника с шестью запаянными пузырьками инсулина и аптечкой.

— По-моему, какое-то лекарство, верно? Надо вводить эту дрянь в вену, — говорю я.

Олли берет одну из ампул и вертит в руке.

— Нам этот инсулин может для чего-нибудь пригодиться?

— Сомневаюсь, — отвечаю я.

— А не загнать ли нам его Родни?

— Родни? Зачем ему инсулин? Родни имеет дело в основном с травой, медикаменты его вряд ли интересуют. Эта дребедень никому не нужна, выброси ее, — говорю я. — Майонеза там случайно нет?

Инсулин принадлежал мамаше той девчонки, у нее были какие-то проблемы с уровнем сахара в крови или что-то в этом роде. Одну капсулу она носила с собой в сумке, а то, что лежало в холодильнике, было строго рассчитано для нее врачами на целый месяц. Короче, после возвращения в тот вечер домой она сразу попала в больницу и провела там полночи. А Джастин так распереживался, что вернул нам тридцать фунтов.