Дневник его любовницы, или Дети лета - [64]

Там Оля, которую придется расспрашивать о текущих делах, а потом выслушивать ее ответы, которые мне совершенно не интересны…

Я остановил машину перед каким-то рестораном и откинулся на спинку сиденья. Получается, что ехать мне некуда.

Хотя нет. Есть еще Сашка.

Раньше Сашка жила в огромной шестикомнатной коммуналке, которую новые русские не торопились расселять, несмотря на то, что расположена она была в центре. Дом, в котором жила Сашка, считался одним из самых старых в Городе. По-моему, он был построен еще в эпоху Александра III, отца последнего российского императора. Удобства в доме были на том же довоенном уровне, последний капитальный ремонт производили в пятидесятые годы прошлого века. Новые русские посчитали расходы, поняли, что дешевле будет построить новый небоскреб, и выбросили старый двухэтажный особняк из сферы собственных интересов. Так дом и рассыпается на составные части по сей день.

Я как-то раз посетил Сашку на дому, пришел в ужас от увиденного и велел ей немедленно искать себе нормальную квартиру в нормальном доме. Сашка нашла симпатичную двухкомнатную квартирку в новом доме с видом на море, я оплатил ее стоимость, а так же отделочные работы и новую мебель. Сашка против всего этого ничуть не возражала, да и я не считал ее чем-то обязанной. В конце концов, в статусе любовницы есть множество неприятных моментов, и я надеялся, что некоторые материальные затраты немного успокоят мою совесть. Поехать к Сашке?

Я протянул руку к ключу зажигания и тут же снова опустил ее на колено. Это значит, что весь остаток дня мы будем говорить о ее новом романе. Я стану выслушивать сомнения по поводу сюжета, давать компетентные советы относительно характеров героев, просматривать отрывки и наброски, как-то их комментировать… Лучше умереть! Все равно впоследствии мне придется этот роман читать, переписывать и впаривать издателю под видом Сашкиной работы! Хотя издатель старый матерый волк и наверняка обо всем догадается…

Я вздохнул и включил зажигание. Похоже, иного пути, чем путь на дачу, у меня нет.

Я вернулся к себе в районе четырех часов. Несмотря на раннее время суток, вокруг дома сгустились серые угрюмые сумерки, которые принесли тяжелые облака. Проливной дождь выродился в тоскливую мелкую изморозь, с моря потянуло холодом и запахом дохлой рыбы.

Почему-то в дождливую погоду пляж всегда наполняется этим запахом, который долетает даже до дачного поселка. Может потому, что души мертвых рыбин купаются в дожде, как когда-то купались в море? Интересно, у рыб есть душа?

Я вышел из машины, открыл ворота и загнал машину во двор моего участка. Запер ворота и пошел к дому. Открыл дверь, машинально отметив, что забыл ее запереть перед уходом. Если уходом можно назвать мое внезапное бегство. Вошел в дом, сбросил мокрые кроссовки и отправился наверх, в свою спальню. Влез под горячий душ, затем переоделся в сухую одежду и почувствовал, что страхи стали потихоньку отступать.

Пошел на кухню, открыл холодильник и оглядел полки, забитые продуктами. Есть не хотелось. Я мысленно отметил, что ничего не ел с самого утра и немного удивился отсутствию аппетита. Этой болезнью я никогда раньше не страдал. Впрочем, возможно аппетит пропал из-за внезапного стресса, свалившегося на мою голову.

Я налил себе в стакан немного апельсинового сока. Почему-то мне все время мучительно хотелось пить, сам не знаю, почему.

Итак, я забрал стакан и отправился в кабинет. Стоять под дверью и прислушиваться к происходящему в комнате я не стал. Сразу распахнул створку и вошел в комнату, уверенно, как и подобает хозяину.

Комната была полутемной, пустой и неуютной. За приоткрытым окном моросил мелкий дождь, подоконник залило водой.

Я включил торшер, принес из кухни тряпку, тщательно вытер подоконник и пол под ним. Вернул тряпку на место, вымыл руки. Я отмечал каждый сделанный мною шаг с тайным удовлетворением, словно сдавал экзамен на вменяемость. Пока все шло нормально, никаких странных поступков я не совершал. Интересно, долго ли я смогу себя контролировать?

Я не стал обдумывать этот вопрос. Принес из кладовой дрова, уложил их в камин и разжег огонь. Уселся в кресло, подвинул его как можно ближе к огню. Сидел, наслаждаясь волнами тепла, идущими из глубины каменного очага.

Когда душа успокоилась окончательно, я поднялся со стула, подошел к столу и достал из ящика толстую тетрадь в кожаном переплете. Теперь я точно знал, что обязан ее прочесть. Именно обязан, и никак иначе.

Перед тем как вернуться назад, в кресло, я бросил короткий опасливый взгляд на небольшую фотографию, оставшуюся лежать на столе. И хотя я знал, что на ней увижу, сердце отчего-то испуганно замерло. Со старого снимка мне натянуто улыбался мой прадед, стоявший за спинкой пустого массивного стула.

Я осторожно подцепил картон двумя пальцами, словно дохлую мышь, найденную за шкафом, открыл ящик стола, в котором лежали остальные фотографии, и бросил в него снимок. Закрыл ящик и зачем-то повернул ключ, торчавший в замке. Черт знает, почему. Для большего душевного спокойствия.

После этого вернулся назад к камину, уселся в кресло, положил дневник прадеда на журнальный столик и взял в руки стакан с соком. Неторопливо выпил напиток, глядя в разгорающийся огонь. Я тянул время, как мог, но дольше тянуть не получалось.