Дневник эфемерной жизни (Кагэро никки) - [40]

Шрифт
Интервал


***

Сегодня пятнадцатое число, день очистительного поста. Сына я с утра насильно отправила в столицу:

- Привези рыбы и еще чего-нибудь такого.

Позднее, днем, когда я сидела задумавшись и пристально глядя перед собой, небо потемнело, шум в соснах усилился и раздался голос богов: «Кохо-кохо»[48]. И тут я вспомнила, что мальчик должен сейчас отправляться из города; в пути его, наверное, застанет дождь, будет греметь гром. Мне стало его ужасно жаль, и я обратилась к буддам - и, может быть поэтому, постепенно небо прояснилось, и скоро сын вернулся.

- Ну как? - обратилась я к сыну.

- Я подумал, что скоро начнется сильный дождь, уже слышал раскаты грома,  сразу же выехал и успел прибыть до ливня.

Слушая его, я очень растрогалась. На этот раз оказалось, что он привез письмо: «После моего неудачного возвращения из той поездки я снова и снова вспоминаю ее и чувствую, что если бы повторил посещение, то с тем же результатом. Я думаю, ты действительно очень устала от мира и решила потому укрыться от него. Но когда ты определишь день возвращения, извести меня, и я тебя встречу. Сейчас ты с опаской думаешь о нашей встрече, потому и не помышляю приближаться к тебе».

Было письмо еще от одного человека[49]: «До каких пор ты собираешься оставаться в одном и том же положении? Дни проходят, и я беспокоюсь о тебе все больше и больше». - И разное другое было там. На следующий день я отправила ответ. Человеку, который написал мне: «До каких пор...» - ответила: «Я не знаю, доколе, до каких именно пор, но пока я пребываю в созерцании, мимо проходит бренная жизнь, громоздятся дни за днями.


Но думала ли я,
Что в горы углубившись,
Свой голос
Присоединю
К рыданиям колоколов?»

На другой день пришел ответ: «У меня нет слов, чтобы писать тебе. Когда читаешь о рыданиях колоколов, чувствуешь, что теряешься, - было сказано там, -


Об этом
Говорить печально,
Еще печальней слушать
Землякам здесь,
В добром старом мире».

Я была растрогана, и мне стало грустно. В это время один из тех многих людей, которых я оставила дома (не знаю, каковы были на самом деле его чувства), прислал одной из моих дам письмо. «Я всегда считал госпожу замечательной, - писал он, - но мое восхищение ею возросло с той поры, как все вы уехали. Поэтому могу представить себе вашу привязанность к ней и вашу скорбь, которую вы должны испытывать. Нас именуют "низкородными", поэтому всего, что нужно, всего до конца, ей самой мы высказать не можем.


Оставивши мирское,
Ты не знаешь скорби,
Лишь в странствиях
Тебя все дольше
Влечет по горным тропам...»

Когда та, которой это письмо было адресовано, вынесла и прочитала его мне, то, слушая ее чтение, я вновь разволновалась. Так случалось со мною в те времена, когда на меня действовала даже самая незначительная причина.

- Побыстрее напиши ответ, - сказала я, и она написала: «Я твердо была уверена, что такому цветку-водосборнику не разобраться в обстановке. Но ты представь себе, что я чувствовала, когда видела, как глубоко тронута твоим письмом госпожа.


Когда воспоминания приходят
В глуши лесной,
Среди печальных гор,
Роса под кронами деревьев
Обильна, будто слезы у меня».

Мой таю спросил у меня:

- А как с ответом на прошлое письмо? Если будет письмо отцу, я сам отвезу его.

- Хорошо, - сказала я ему и написала: «Я собиралась ответить на твое письмо незамедлительно, но подумала, что снова посылать мальчика в город уже поздно. Я действительно не могу сказать, когда собираюсь отсюда уехать». И еще что-то добавила, а в конце письма приписала: «Я безо всякого удовольствия вспоминаю, что было в твоей приписке, поэтому ничего больше не добавлю. Так будет разумнее».

Пора, когда сын отправился в дорогу, как и в прошлый раз, оказалась неподходящей: пошел сильный дождь, загремел гром. У меня сделалось подавленное настроение, и я только вздыхала. Потом немного утихло, а когда стемнело, мальчик благополучно вернулся.

- Очень жутко было, когда я проезжал район Мисама, - признался он, и мне было тяжело слышать это.

Я прочла ответное послание Канэиэ, и там было: «Мне кажется, что нынешняя твоя душевная слабость гораздо сильнее той, что была у тебя в ту ночь, и не удивлюсь, что она от тех служебных бдений, которые ты проводишь в храме».

День склонился к вечеру, а назавтра навестить меня приехала дальняя родственница. Она привезла множество вариго.

- Почему ты так живешь? - спросила она. - По какой причине ты затворилась здесь? Если особой причины нет, это нехорошо.

Я принялась рассказывать ей в подробностях о тех обстоятельствах, что вынудили меня покинуть город, и она очень плакала. Мы проговорили до вечерних сумерек, а когда стемнело, после обычных в таких случаях грустных прощальных слов под вечерний колокольный звон она возвратилась домой. Мою гостью я знаю как человека глубоко чувствующего, и она, видимо, действительно сопереживала мне всю обратную дорогу, а на следующий день, когда она прислала мне большой запас продовольствия, как будто я собиралась в долгое путешествие, я ощутила прежнюю грусть. К посылке было приложено письмо: «На обратном пути, когда я увидела, что въехала на горную дорогу, вдали разделенную высокими деревьями, меня охватило сильное чувство». Дальше описывались все ее переживания:


Еще от автора Митицуна-но хаха
Дневник эфемерной жизни (с иллюстрациями)

Настоящее издание представляет собой первый русский перевод одного из старейших памятников старояпонской литературы. «Дневник эфемерной жизни» был создан на заре японской художественной прозы. Он описывает события личной жизни, чувства и размышления знатной японки XI века, известной под именем Митицуна-но хаха (Мать Митицуна). Двадцать один год ее жизни — с 954 по 974 г. — проходит перед глазами читателя. Любовь к мужу и ревность к соперницам, светские развлечения и тоскливое одиночество, подрастающий сын и забота о его будущности — эти и подобные им темы не теряют своей актуальности во все времена.


Рекомендуем почитать
Кадамбари

«Кадамбари» Баны (VII в. н. э.) — выдающийся памятник древнеиндийской литературы, признаваемый в индийской традиции лучшим произведением санскритской прозы. Роман переведен на русский язык впервые. К переводу приложена статья, в которой подробно рассмотрены история санскритского романа, его специфика и место в мировой литературе, а также принципы санскритской поэтики, дающие ключ к адекватному пониманию и оценке содержания и стилистики «Кадамбари».


Рассказы о необычайном. Сборник дотанских новелл

В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.


Лирика Древнего Египта

Необыкновенно выразительные, образные и удивительно созвучные современности размышления древних египтян о жизни, любви, смерти, богах, природе, великолепно переведенные ученицей С. Маршака В. Потаповой и не нуждающейся в представлении А. Ахматовой. Издание дополняют вступительная статья, подстрочные переводы и примечания известного советского египтолога И. Кацнельсона.


Тазкират ал-аулийа, или Рассказы о святых

Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.


Когда Ану сотворил небо. Литература Древней Месопотамии

В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.


Средневековые арабские повести и новеллы

В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.