Дневник дурака - [3]
Колбаков мог бы легко парировать эту двойную обиду и тем самым раз и навсегда отучить своих горе-приятелей от привычки делать намеки. Первым делом он бы их ошарашил видом своего жилья, хотя это слово совсем не подходит к определению его квартиры. То были просторные луга, необозримые охотничьи угодья, то был уникальный уголок природы — пышной, могущественной, вечной. Часть природного царства, добавил бы я от себя, поскольку в апартаментах Колбакова имелись не только банальные гостиные и кабинеты, детские комнаты и ванные — на веранде в центре мраморной феерии журчал фонтанчик, а в зимнем саду расправляли ветви экзотические растения… Ибо человек, занявшийся созданием среды обитания, которая должна удовлетворить все его возросшие потребности, строит квартиру, а не квартирку! Бутыли с вином — красным и белым — на выбор первого гостя. Серна, дикий кабан или форель — дабы ублажить второго. Устройство супруги на работу или отпрыска в английскую гимназию — в зависимости от нужд третьего. Регулярные подарки — преподнесенные со знанием запросов четвертого. Так была выявлена «свободная» лестничная площадка с тремя квартирами, которые затем слились в одну. Потом были решены проблемы с мрамором, паркетом и окнами, бронзовыми ручками на дверях, был доставлен даже изящный фаянсовый унитаз, испещренный внутри кокетливыми розочками, — эх, мать честная, это Колбаков-то не разбирается в тонкостях?!
Правда, всегда выищется завистник, преисполненный подозрений и жажды мщения и спросит: «А деньги? Откуда у Колбакова взялись такие деньги?»
На что я могу сказать: есть специальные учреждения, которые ведают тем, кому какие деньги причитаются посреди бела дня или под покровом темной ночи. Пусть эти учреждения и занимаются денежными вопросами, а мне выпала другая роль — быть хроникером Колбаковского рода, потому что все течет, все изменяется, время выдвигает новых фаворитов, и могут порасти травой колеи, проложенные Кол баковыми во время их великого похода к персональному счастью.
Однако я отвлекся, а речь шла о том, что Колбакова уязвили в самую душу. И он хотел было сперва наполнить горящие злобой внутренности этих бедолаг разящей завистью во время прогулки по умопомрачительным Колбаковским чертогам, а затем окончательно добить этих наглецов, залив их глотки содержимым продуманно подобранных четырехгранных бутылок и сулей из винных погребов. Но…
Ох уж это страшное слово «но»! Сколько раз оно вставало на пути военачальников и завоевателей, сколько раз в решающее мгновенье возникало из земных недр и превращалось в каменную преграду, в стоглавого цербера, в непреодолимый запрет — стоп! Ни шагу дальше.
У Колбакова не было картин.
А квартира без картин все равно что лицо без глаз. Небо без звезд. Похлебка без соли. Разумеется, не составляет труда накупить всякой пестрой мазни, забить гвозди и повесить эти шедевры на стену. Слава богу, не перевелись еще торговцы лубочной продукцией для удовлетворения нужд недавно проникших в сферы материальной, а уж затем и духовной культуры. Но Колбаков…
Да не в том суть. Дело в том, что Дрянговы были обладателями трех полотен кисти известных художников и одной — даже заслуженного. Да и у Манчевых есть охворт, этот, как его… «Фле-ер! — крикнул Колбаков дочери Флорентине, находившейся в соседней комнате. — Кто нарисовал охворт Манчевым?»
Представляете — у них есть охворт! А я должен клеить на стены репродукции? Да ни за что в жизни! И у меня будут охворты и масло, могу даже распорядиться, чтобы стены разукрасили росписями, и когда пожалуют Дрянговы и Манчевы…
— И несколько старинных икон, папа, — вставляет Флер, а Дуня Колбакова утвердительно кивает головой, так как и она подметила, что в домах у интеллигентов замелькали старинные иконы. — Сегодня интеллигенту некуда податься без иконы. Цено, ты мне не мотай головой, я знаю, что говорю, икона — это стоящая вещь!
— Верно, — соглашается Цено Колбаков, припоминая, что государство высоко ценит старинные иконы и помещает их в музеи. — Верно, есть такой момент в дизайне внутренней архитектуры…
Эх, Цено, Цено, тебе ли не знать, что такое дизайн!
— Хорошо, согласен на две иконы, — говорит он, — раз вы так настаиваете. Чтобы освежить аранжировку…
И вдруг в голове его молнией мелькает мысль: бог ты мой, а ковры? Ковры, устилавшие полы в квартире Колбаковых, представляли сложное переплетение фактур, орнаментов и узоров, причем в каждой комнате они были различного цвета: в гостиных — красноватых тонов, в спальнях — зеленые, в кабинетах -оранжевые, а в будуаре Флер — цвета игривого «пинка». «Что еще за пинк, — высказался по этому поводу Цено Колбаков, — да это же самый настоящий розовый!» Но после того, как ему объяснили, что «пинк» по-английски и значит розовый, он пожал плечами и успокоился. Теперь надлежало подобрать картины в тон коврам, потому что это же ни в какие ворота не лезет: зеленый пейзаж, а под ним красный ковер. Или к оранжевому паласу — синий портрет. Или к пинковой дорожке — коричневый натюрморт или небесно-синий охворт…
— Во-первых, не «охворт», а «офорт», папа, — сказала Флер, — а во-вторых…
...Витан Пешев утверждает — разумеется, к его словам следует относиться критически, поскольку он испытывает к Лизе чувство явной антипатии, что, на самом деле, ее настоящее имя — Елизавета Грачева. Сменив место жительства, — а Лиза была родом из Харманлийского края, — она переиначила и имя. Ибо Лиза Вронская звучит намного благороднее...
Я завел речь об этом, чтобы вы сами могли убедиться, как часто наследники не походят на родителя, что с того, что народная мудрость гласит: яблоко от яблони не далеко падает.
Неудобная поза, в которой я сидел, со стороны, по-видимому, казалась смешной. Халат моего научного руководителя оказался мне коротким, и белые ноги, выделяясь на пурпурном фоне канапе, являли собой картину, далекую от эстетичности. Я всегда поражался тому, как отдельные граждане живут в обстановке кричащих цветов и как им хватает нервов находиться в окружении огненно-красных, оранжевых или ярко-зеленых красок. Впрочем, это отдельный вопрос. Итак, я, весь сжавшись, сидел на канапе и нервно шевелил пальцами ног.
Серьезный исследователь истории квартала, несомненно, обратит внимание на особую роль в ней семьи Мамарчовых, дальних родственников капитана Мамарчова, участника Велчова восстания в 1835 году. Эта семья появилась в квартале, чтобы взорвать спокойствие, столь долго лелеявшееся его обитателями. Впрочем, не будем распространять своих суждений на весь квартал, так как листовки с призывом: «Долой царя, смерть толстосумам!» сказались прежде всего на судьбе совладельцев чиновничьего кооператива «Единство».
Роман «Post Scriptum», это два параллельно идущих повествования. Французский телеоператор Вивьен Остфаллер, потерявший вкус к жизни из-за смерти жены, по заданию редакции, отправляется в Москву, 19 августа 1991 года, чтобы снять события, происходящие в Советском Союзе. Русский промышленник, Антон Андреевич Смыковский, осенью 1900 года, начинает свой долгий путь от успешного основателя завода фарфора, до сумасшедшего в лечебнице для бездомных. Теряя семью, лучшего друга, нажитое состояние и даже собственное имя. Что может их объединять? И какую тайну откроют читатели вместе с Вивьеном на последних страницах романа. Роман написан в соавторстве французского и русского писателей, Марианны Рябман и Жоффруа Вирио.
Об Алексее Константиновиче Толстом написано немало. И если современные ему критики были довольно скупы, то позже историки писали о нем много и интересно. В этот фонд небольшая книга Натальи Колосовой вносит свой вклад. Книгу можно назвать научно-популярной не только потому, что она популярно излагает уже добытые готовые научные истины, но и потому, что сама такие истины открывает, рассматривает мировоззренческие основы, на которых вырастает творчество писателя. И еще одно: книга вводит в широкий научный оборот новые сведения.
Книга посвящена одному из самых значительных творений России - Храму Христа Спасителя в Москве. Автор романа раскрывает любопытные тайны, связанные с Храмом, рассказывает о тайниках и лабиринтах Чертолья и Боровицкого холма. Воссоздавая картины трагической судьбы замечательного памятника, автор призывает к восстановлению и сохранению национальной святыни русского народа.
«Кто лучше знает тебя: приложение в смартфоне или ты сама?» Анна так сильно сомневается в себе, а заодно и в своем бойфренде — хотя тот уже решился сделать ей предложение! — что предпочитает переложить ответственность за свою жизнь на электронную сваху «Кисмет», обещающую подбор идеальной пары. И с этого момента все идет наперекосяк…
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.