Дневник для Стеллы - [242]

Свифт — мисс Эстер Ваномри

[4 августа 1720]

Если бы вы знали, сколько мелких препятствий мешает мне послать вам очередное письмо, вы взяли бы обратно пять ваших упреков из шести. Но если вы так ловите меня на слове и не даете отсрочки хотя бы в один день, я отказываюсь впредь что-либо обещать вам, тогда, по крайней мере, я буду лучше, а не хуже своего слова. Я очень тревожился, что бедной Молькин стало хуже и решил не писать вам до тех пор, пока не услышу на сей счет чего-либо определенного, известия же о вашем собственном нездоровье явились для меня полной неожиданностью, тем более что люди, видевшие вас с тех пор, мне об этом не говорили. Я убежден, что вы появились на божий свет, бранясь, и не оставите этой привычки, доколе пребудете в нем. Хотел бы я знать, с какой стати Молькин показала вам мое письмо. Больше я не стану ей писать, раз она не умеет хранить тайны. Это было мое первое любовное письмо за последние двенадцать лет и поскольку меня постигла такая неудача, я больше не стану их писать. Никогда еще bell passion [нежное чувство (франц.).] не было так безжалостно погублено. Но губернатор, говорят, ревнует, и, судя по вашим словам, у вас найдется немало что сказать мне по этому поводу. Так вот, смотрите-ка получше за больной, исполняйте свой долг и оставьте ваше раздражение. Можно подумать, что вы не иначе, как влюблены, потому что пометили свое письмо 29 августа, благодаря чему я получил его ровно за месяц до того, как оно было написано. Вы считаете, что я не даю удовлетворительного ответа на ваши вопросы; но докажите мне сначала, что вас вообще возможно было когда-нибудь настолько удовлетворить своим ответом, чтобы вы хотя бы полчаса не ворчали. Мне приятно, если мои писания озадачивают вас; ведь тогда ваше время будет занято отгадыванием; тем более, что мне приходится немало потрудиться, чтобы сделать письмо малопонятным. Глассхил[1197] действительно приехал и передал мне письмо от Дж[она] Б[арбера] касательно денег за бриллианты[1198], на которое я должен ответить. Молькин, наверно, будет очень рада увидеть Глассхила, а, Молькин? Вчера я обедал на расстоянии полпути от вас[1199] и возвратился довольно-таки усталым. Я спросил, куда ведет дорога налево, и мне назвали ваш городок. Было бы неплохо, если бы и ваши письма были такими же малопонятными, как мои, потому что, если бы их по небрежности потеряли посыльные, это не имело бы никаких последствий. Вот такой, например, чертой — можно обозначить все, что может быть сказано Кэду — в начале или в конце письма. Это скорее мне пристало сердиться из-за того, что все, написанное Кэдом —, оказывается чересчур мудреным для Скинейдж[1200]. Однако я принужден сию же минуту закончить свое послание, поскольку намерен отправить его еще сегодня —

Мисс Эстер Ваномри — Свифту

Селлбридж, 1720

— Кэд, — Невозможно выразить, сколь вы добры, и я никогда больше не буду ссориться с вами, если только смогу удержаться, но, с вашего позволения, должна все же заметить, что это вам, а не мне, так трудно угодить, хоть вы и жалуетесь на меня. Мне казалось, что мое последнее письмо было достаточно неясным и сдержанным. Во всяком случае, я старалась написать его на манер ваших, хотя мне было бы гораздо легче написать по-другому. Я не настолько безрассудна, чтобы ожидать, что вы сдержите свое слово с точностью до одного дня, но шесть или семь дней — это уже немалая разница. Почему тревога о состоянии здоровья Молькин помешала вам написать мне? Напротив, тем скорее вам следовало написать, чтобы утешить меня. Теперь ей уже лучше, но она очень слаба. Хотя видевшие меня ничего не сказали вам о моей болезни, верьте слову, в течение двадцати четырех часов я была так плоха, как это только возможно, оставаясь притом в живых. Вы несправедливы ко мне, когда говорите, что я будто бы не считаю ваши ответы на мои вопросы удовлетворительными. Я сказала лишь, что задала эти вопросы, поскольку вы сами о том просили, однако это не такие ответы, какие могли бы удовлетворить меня. Да и можно ли получить на них ответ, притом заочно, коль скоро Сомнус[1201] мне не друг? У нас было ужасно много грома и молний; как вы думаете, где я хотела тогда находиться? И разве это единственный случай, когда я этого хотела, с тех пор, как вас узнала? Жаль, что моя ревность помехой тому, чтобы вы продолжали писать любовные письма; ведь мне необходимо иногда выказать гнев. Ах, если бы мой гнев помог мне сейчас, сию минуту добиться того, чего я хочу, как это бывало, и, надеюсь, еще будет. Разве неверная дата в письме — единственный признак того, что я влюблена? Умоляю вас, скажите мне, неужели у вас не было желания пойти туда, куда привела бы вас дорога, поворачивающая налево? Я чрезвычайно рада была услышать от вас, что вы рассердились: никогда прежде вы мне такого не говорили, и мне очень хотелось бы увидеть вас в таком состоянии. Я сейчас настолько счастлива, насколько могу быть, не видя — — — — Кэда. Прошу вас и впредь доставлять счастье вашей Скинейдж.

Свифт — мисс Эстер Ваномри

12 августа 1720

По возвращении привратника, с которым я отослал мое последнее письмо, я стал сомневаться, получите ли вы его, поскольку мошенник был пьян; однако ваш ответ рассеял мою тревогу. Мне, как я вижу, не следует писать Молькин и в то же время не следует не писать ей. Вы напоминаете мне этим лорда Пемброка, который, бывало, не уходил и не оставался. Глассхил говорит, что собирается навестить вас, когда поедет в свою усадьбу, и хочет взять меня с собой. Оказывается, у вас в последние два-три дня были гости; надеюсь, что хоть сколько-нибудь занимательные, по крайней мере для бедняжки Молькин. Отчего это письма Кэда кажутся вам такими уж мудреными? А вот о письмах — я бы этого не сказал, смею вас уверить.