Дневник Дейзи Доули - [24]
— Стыдиться надо не тебе, а Трою, — заметила Люси.
— Но аборт… это так ужасно, так недостойно… фу!
— Ты даже не подозреваешь, кто только не делает абортов! — сказала Люси. — Каких только признаний я не слышала от подружек, стоит им подвыпить. Большинство из них делали аборты в молодости, в двадцать или плюс-минус — когда они были еще не готовы остепениться, когда им казалось, что впереди еще будет другая возможность, запланированная беременность от хорошего парня, а не случайное невесть что. Другое дело, когда тебе под сорок, — это испытание посложнее.
— Представляешь, Трой решил, будто я нарочно все подстроила, чтобы его поймать! — И я вновь расплакалась.
— Состоятельные мужчины часто так думают, — бесцветным голосом ответила Люси.
— И как у тебя все так хорошо складывается? — прохныкала я.
Люси помолчала.
— Знаешь, на самом деле не всегда все обстоит именно так, как кажется со стороны. Не так идеально.
Я никогда раньше не слышала в ее голосе такой опустошенности.
— Послушай, Дейзи, я знаю, тебе плохо и кажется, что жизнь пошла прахом, но, пожалуйста, не надо мне завидовать.
— Но я не могу не завидовать! — проскулила я. — У тебя все есть. И удачный брак, и двое красивых детишек, и этот шикарный дом… и вообще жизнь удалась. Все у тебя есть.
Люси поднялась и плотно прикрыла дверь гостиной.
— Зато у тебя есть возможность выбирать. А это подлинная свобода.
— Ты хочешь сказать, что чувствуешь себя несвободной? — поразилась я. За дверью послышались шаги Эдварда. Долго же он возился с напитками.
— Поверь, за все приходится платить! — торопливо прошептала Люси.
В такси по дороге к Джесси (ехать сейчас к маме у меня не было никаких душевных сил) я продолжала размышлять о словах Люси — точнее, ломала над ними голову. Если уж она несчастна, то что говорить о нас, об остальных? Получается, что нам тогда вообще надеяться не на что? Джесси позвонила со своей медицинской конференции как раз в тот момент, когда я изучала содержимое холодильника: за вычетом спиртного, там было негусто. С одной стороны, мне кусок в горло не лез, с другой — поесть было нужно. «Хочешь, возьми в морозилке фасоль, ее только разогреть надо. И рогалики», — предложила Джесси.
Я поведала ей горестную повесть о Трое.
— Лично меня это не удивляет, — заявила она.
Тогда я рассказала ей о том, что произошло дома у Люси.
— У меня всегда были сомнения в Эдди, — сказала Джесси. — Слишком уж он гладенький и благополучненький. Можно подумать, даже со своего хозяйства пылинки сдувает.
Мне удалось хихикнуть.
— Ну а ты как? — спросила Джесси.
Я уставилась на контейнер с фасолью, которая не вызывала у меня ни малейшего аппетита.
— Знаешь, мне в жизни не было так страшно, — призналась я. — Я ужасно боюсь заводить этого ребенка. Ну посмотри: какая из меня сейчас мамаша? — Я сглотнула комок в горле. — Но еще больше я боюсь того, что это, возможно, мой последний шанс родить.
— Причина недостаточно веская для того, чтобы рожать, — возразила Джесси. — К твоему сведению, когда нам кажется, что время истекает, наши биологические часы ускоряются. Но стоит расслабиться и сказать себе «у меня еще вся жизнь впереди», и они перестают спешить. У тебя еще масса времени, Дейзи. Помни об этом и не пори горячку.
— Да, но если это мой последний шанс? — Я прижала руку к колотящемуся сердцу.
— Ты должна верить, что он не последний.
Я знала, что не буду оставлять ребенка, еще до того как получила от Троя электронное письмо, гласившее: «Если ты оставишь этого ребенка, мы будем ссориться каждый день». И хотя принятие решения далось мне мучительно, я знала, что поступаю правильно и спасаю свое будущее.
Конечно, я хотела ребенка, но, что гораздо важнее, я хотела быть хорошей матерью. Я хотела быть похожей на свою маму: терпеливой, преданной, доброй и мудрой, а не нервозной, эгоистичной и неуверенной в себе и в будущем (именно такой я сейчас себя и ощущала). Честно говоря, я думала, что втаскивать ребенка в мой безумный разваливающийся мир просто нечестно по отношению к этому крошечному существу. А еще — и это, пожалуй, самое важное — я пока что не ощущала и тени животного материнского инстинкта, страстного желания родить. Поэтому доверилась другому инстинкту — самосохранения, а он твердил мне, что сейчас заводить ребенка не время.
Джесси сама отвезла меня в частную клинику в Челси. Трой для очистки совести прислал мне своего рода индульгенцию — щедрый чек на пять тысяч, поэтому мне по крайней мере предстояло пройти чистку моих проштрафившихся внутренностей в надежном и благоустроенном месте.
— Дорого же ему обошлось это свиданьице, — язвительно заметила Джесси.
— Ну что ты, он еще легко отделался, — я постаралась попасть ей в тон. — Оплатить аборт куда дешевле, чем всю жизнь отстегивать на ребенка.
— А он в курсе, что ты делаешь аборт сегодня?
— Нет. Он такой черствый, даже не поинтересовался. Какая ему разница, главное, чтобы дело было сделано и от него отстали.
По радио Ева Кэссиди пела «За радугой», а я смотрела в окно, и мне казалось, что улицы запружены беременными и парочками с колясками. Интересно, их столько же, сколько и обычно, просто я их раньше не замечала, а теперь мне бросилось в глаза, что все женщины в мире рожают, за исключением меня? Мы остановились у пешеходного перехода. Какой-то мужчина поднял на руки младенца и осыпал его поцелуями. «Я проснусь далеко-далеко, там, где нет облаков, облаков», — выводил по радио низкий голос певицы, а я плакала. Кровавыми слезами истекало мое сердце, и слезинки катились, как стеклянные бусины.
Анна Пастернак получила образование в Женской школе Сент-Полз и в колледже Крайст-Черч в Оксфорде. Посвятив год работе в издательстве, она занялась журналистикой. Сейчас ей двадцать семь лет и она сотрудничает в таких известных изданиях, как «Санди телеграф», «Санди таймс», «Дейли мейл», «Мейл он Санди», «Дейли экспресс», лондонская «Ивнинг стандард» и «Спектейтор». Эта книга излагает правдивую историю любви мужчины и женщины, любви страстной и преисполненной надежд, но в конечном счете — безнадежной.
Не у всех историй любви счастливый конец. Но от этого они не становятся менее прекрасны. Именно такими были отношения Бориса Пастернака и Ольги Ивинской, которая стала прототипом Лары в романе «Доктор Живаго». Познакомившись с этой книгой, вы заново откроете для себя содержание культового романа. «Лара» – документальный рассказ о трагичной, мучительной и в то же время романтической любви на фоне одного из жесточайших периодов в истории России. Это история жизни самого писателя, хроника его душевных порывов.
Эта история — серия эпизодов из будничной жизни одного непростого шофёра такси. Он соглашается на любой заказ, берёт совершенно символическую плату и не чурается никого из тех, кто садится к нему в машину. Взамен он только слушает их истории, которые, независимо от содержания и собеседника, ему всегда интересны. Зато выбор финала поездки всегда остаётся за самим шофёром. И не удивительно, ведь он не просто безымянный водитель. Он — сын Эреба.
Рассказы повествуют о жизни рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции. Герои болгарского писателя восстают против всяческой лжи и несправедливости, ратуют за нравственную чистоту и прочность устоев социалистического общества.
Школьники отправляются на летнюю отработку, так это называлось в конце 70-х, начале 80-х, о ужас, уже прошлого века. Но вместо картошки, прополки и прочих сельских радостей попадают на розовые плантации, сбор цветков, которые станут розовым маслом. В этом антураже и происходит, такое, для каждого поколения неизбежное — первый поцелуй, танцы, влюбленности. Такое, казалось бы, одинаковое для всех, но все же всякий раз и для каждого в чем-то уникальное.