Дневник дерзаний и тревог - [38]
Дело же не в отдельных фактах, которые замалчивались, а в сути явлений истории и культуры. А здесь ничего утаить нельзя, как закрыть небо руками и остановить восход солнца.
Но, проявляя пристрастие к отдельным явлениям и фактам, мы теряем подлинное представление о самих себе и о стране в целом, об ее истории. Сегодня это происходит. К сожалению, это происходило в России с давних пор. Пафос стенаний Чаадаева понятен, и при определенном умонастроении легко подпасть под него, но уже Пушкин указывал на явную односторонность воззрений сего христианского мыслителя.
С тех пор славянофилы и западники, по разным причинам, редко оценивали историю России и ее культуру объективно, с пушкинской полнотой взгляда.
Известная, а порою вопиющая односторонность проявлялась и в советскую эпоху, а ныне – со сменой оценок с плюса на минус или наоборот – все доведено до абсурда, а великое государство – до распада.
Между тем только и слышишь о духовном возрождении, что связывают в первую очередь с обращением к богу. Создается впечатление, что мы вступаем в эпоху Реформации, минуя Ренессанс. Но, в сущности, это всего лишь рецидив болезни, какую Россия пережила в начале XX века, трагедия, которую взялись разыграть фигляры, как фарс, да не в духе великих театральных традиций, а самых примитивных американских боевиков.
Как и тогда, интеллигенция повернула от освободительных идей к богоискательству, все более погружаясь в мистику, завладевшей и царским двором. Чем все это закончилось, известно. Самодержец с властью, как он верил, от Бога, ввергнув страну в пучину войн как внутренних, так и внешних, отрекся от короны, что породило худшие бедствия гражданской войны.
Вынеся все испытания, Российское государство, пусть под другим названием, в эпоху своего всемогущества рухнуло, распавшись на части.
И вот, на наших глазах, с нашим участием разыгрывается, быть может, последний акт трагедии России. Уже поздно оплакивать одних, загораться ненавистью к другим, силы исчерпаны, высокая трагедия, воспринятая как таковая, приводит к катарсису. А с очищением души и с просветлением разума мы можем бросить беспристрастный взгляд на наше прошлое, чтобы в очередной раз не оказаться в плену химер.
Сегодня упования на религию в деле духовного возрождения России кажутся еще менее убедительными, чем в начале XX века, когда государственная идеология «самодержавие, православие, народность» воспринималась, как внушенная самим Господом Богом и потому непоколебимая.
У нас предпочитают говорить даже не о христианстве, а о православии, которое если и сохранило чистоту веры, то не столь обогащено культурными традициями, как христианство западное, что прекрасно сознавал Чаадаев и что, может быть, более всего приводило его в отчаяние, а не сама история России и ее культура, блестящим образцом которой он был сам.
Это уничижение России из-за явно устаревшей, не способной к развитию идеологии, - грех, можно сказать, как западников (по сравнению с Западом), так и славянофилов, истых поклонников старины.
Но что такое христианство на Руси? Никак не пытаясь преуменьшить его духовно-историческое значение, как и для всех народов Европы, я должен упомянуть факт, который несомненно сказался на судьбе России.
Приняв христианство, «Россия вошла в семью европейскую, -пишет один из русских философов, на которых ныне модно ссылаться. – Но вошла, как сирота… Она стала христианскою, но без античной традиции и без исторического культуропреемства… Россия могла взять античную культуру прямо из Греции, но этого не сделала.
Варварский Запад принял христианство на языке античном, и сохранил его надолго. С самого начала его истории, благодаря знанию латинского языка, по крайней мере, в более образованных слоях духовенства и знати, античная культура была открытою книгою для западного человека. Каждый для себя в минуты утомления мог отдохнуть на творчестве античных предков, и в минуты сомнения в ценности новой культуры, обратившись непосредственно к несомненному первоисточнику. И когда настала пора всеобщего утомления, сомнения и разочарования, всеобщее обращение к языческим предкам возродило Европу.
Совсем не то было у нас. Нас крестили по-гречески, но язык нам дали болгарский. Что мог принести с собою язык народа, лишенного культурных традиций, литературы, истории?»
Какая горькая для нас истина! «Солунские братья, - замечает автор, - сыграли для России фатальную роль…» И все же дело, конечно, не в них, но факт остается фактом. «Верно то, что принять вместе с христианством классические источники и предания Европы мы упустили. Но почему же после Петра и до сих пор мы не обратились к ним?» - вопрошает автор.
Правда, здесь он не совсем прав. После Петра мы обратились к античности, с дивным явлением Пушкина, время которого автор связывает с «романтизмом», заключая его в кавычки, словно не найдя более точного термина. «А литературный «романтизм» наш остался единственным настоящим днем для современников, классическим днем для истории и предметом романтической грезы для потомков».
У «классического дня» есть свое название, которое Густав Шпет не решается произвести. А утопизм вселенских исканий русской философии, что вообще характерно для эпохи Возрождения в Европе, автор связывает с христианством, к которому интеллигенция после отталкивания предыдущих десятилетий вновь обратилась на рубеже XIX-XX веков.
В основе романа «Восхождение» лежит легенда о русском художнике и путешественнике начала XX века Аристее Навротском, в судьбе которого якобы приняла участие Фея из Страны Света (это, возможно, и есть Шамбала), и он обрел дар творить саму жизнь из света, воскрешать человека, а его спутником во всевозможных странствиях оказывается юный поэт, вообразивший себя Эротом (демоном, по определению Платона), которого в мире христианском принимают за Люцифера.
Киноновелла – это сценарий, который уже при чтении воспринимаются как фильм, который снят или будет снят, при этом читатель невольно играет роль режиссера, оператора или художника. В киноновелле «Солнце любви» впервые воссоздана тайна смуглой леди сонетов Шекспира. (Сонеты Шекспира в переводе С.Маршака.)
Истории любви замечательных людей, знаменитых поэтов, художников и их творений, собранные в этом сборнике, как становится ясно, имеют одну основу, можно сказать, первопричину и источник, это женская красота во всех ее проявлениях, разумеется, что влечет, порождает любовь и вдохновение, порывы к творчеству и жизнетворчеству и что впервые здесь осознано как сокровища женщин.Это как россыпь жемчужин или цветов на весеннем лугу, или жемчужин поэзии и искусства, что и составляет внешнюю и внутреннюю среду обитания человеческого сообщества в череде столетий и тысячелетий.
Книга петербургского писателя, поэта и драматурга Петра Киле содержит жизнеописания замечательнейших людей России – Петра I, Александра Пушкина, Валентина Серова, Александра Блока, Анны Керн - в самой лаконичной и динамичной форме театрального представления.В книге опубликованы следующие пьесы: трагедия «Державный мастер», трагедия «Мусагет», трагедия «Утро дней», комедия «Соловьиный сад», весёлая драма «Анна Керн».
В основе романа "Сказки Золотого века" - жизнь Лермонтова, мгновенная и яркая, как вспышка молнии, она воспроизводится в поэтике классической прозы всех времен и народов, с вплетением стихов в повествование, что может быть всего лишь формальным приемом, если бы не герой, который мыслит не иначе, как стихами, именно через них он сам явится перед нами, как в жизни, им же пророчески угаданной и сотворенной. Поскольку в пределах этого краткого исторического мгновенья мы видим Пушкина, Михаила Глинку, Карла Брюллова и императора Николая I, который вольно или невольно повлиял на судьбы первейших гениев поэзии, музыки и живописи, и они здесь явятся, с мелодиями романсов, впервые зазвучавших тогда, с балами и маскарадами, краски которых и поныне сияют на полотнах художника.
"Первая книжка стихов могла бы выйти в свое время, если бы я не отвлекся на пьесу в стихах, а затем пьесу в прозе, — это все были пробы пера, каковые оказались более успешными в прозе. Теперь я вижу, что сам первый недооценивал свои ранние стихи и пьесы. В них проступает поэтика, ныне осознанная мною, как ренессансная, с утверждением красоты и жизни в их сиюминутности и вечности, то есть в мифической реальности, если угодно, в просвете бытия." (П.Киле)
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.