Дневник – большое подспорье… - [98]

3 июня 86. Чернобыль. Слухи: все московские больницы переполнены больными оттуда. Здешних больных некому лечить и оперировать. Считается, что жизнь сокращена более чем ста тысячам человек. Говорят, тамошние сторожа и пожарные когда-то получили необходимые скафандры и пр., но распродали их местным рыбакам. К аварии подготовлен не был никто. Несчастных гасителей на полдороге с места пожара выносили на руках мертвыми или полумертвыми. В Киеве всем беременным женщинам предписано делать аборты – чуть ли и на восьмом месяце.

Иностранцы не имеют более права привозить с собою счетчики Гейгера.

Слухи о том, какие фрукты и овощи на здешнем рынке облучены, а какие – нет; безопасно ли здешнее молоко – никто не знает.

В наших газетах появляются статьи о катастрофе. (Замолчать ее не удалось). В стиле Алексина[530] изображается, как прежде всех кинулись спасать станцию и людей – коммунисты. Патока, ложь, привычное слащавое искажение истины.

Многие поняли: и войны-то теперь не требуется, чтобы уничтожить – убить отравой – любой народ или всё человечество. Местные (или чужеземные) террористы взрывают 2–3 электростанции и – конец.

Ответ на статью Карякина – «Не опоздать!»[531] Опоздали.

10 июня 86, Москва, вторник. Прочла статью Тамары Шилейко о Вл. Шилейко[532]. Существенно; бездарно; материала груда; не без подлости. (Относительно меня: украдены 2 цитаты из моего I тома, процитированные Жирмунским. Соединены. Характеризует она их так: «Сведения из третьих рук». Почему – не из уст АА?). Во всяком случае статья очень содержательная, как свалка материала, которым воспользуется будущий биограф или творец. Два человека – Шилейко, погруженный в клинопись и АА – в свои стихи, оба туберкулезные, поженились. Годы 1918–21; есть вообще нечего; а тут еще ни он, ни она не желают заниматься бытом. АА только что из дома Гумилевых, где всё делала за нее свекровь (не говоря уж о камеристке, няньке, горничной). Ну вот их брак уже по одной этой причине оказался немыслим.

Она написала «Черный сон». «Стала жесткой и припадочной». Еще бы! А он просто умер от tbc в 30-м году. Вторая жена, вероятно, не писала стихов, но выходить его было уже поздно[533].

8 июля 86, вторник. Еще Москва, день. Слухи о Чернобыле:

С уезжающих из Киева берут подписку в том, что они ничего никому не расскажут.

Сначала – и то, дней через 5–7 – вывезли школьников, и только потом – детские сады. Затем вернули старших школьников: нужны рабочие руки. Облученные подростки называют себя «смертниками» и потому – раз мы всё равно умрем! – безобразничают.

После катастрофы – в Киев стали подавать лишние 42 поезда в сутки. Беженцам все равно не хватало мест. Старики и взрослые молили уезжающих взять с собою детей и подавали их в окна вагонов.

Затронуты сильным облучением: Киев, Гомель, Припять и мн. др. Все скрывается. Населению стали указывать, как себя вести – слишком поздно. Разнобой. То вода безопасна, то опасна. Не ешьте этого – нет, того. Не пускайте детей на улицы. Люди сидят в квартирах с заклеенными окнами. Жара. Всюду нужны рабочие руки, а потому отпуска отменены. Слух: в течении пяти лет весь Киев вымрет.

Когда начался пожар – охрана оказалась совершенно необученной. Вызвали пожарных, обыкновенную пожарную часть, в обыкновенной одежде. Все погибли. (У нас пишут двое.) Вызвали военную часть, тоже не объяснив. Опять – гибель.

До сих пор не умеют погасить пожар. Два реактора погибли, третий тлеет. Если взорвется четвертый – это будет взрыв атомной бомбы. Тем не менее, население не эвакуируется.

Судя по западным передачам – они ровно ничего не знают толком. «Катастрофа в Чернобыле». И только. А это не в Чернобыле, это две республики и несколько поколений.

Говорят, когда начался пожар, киевские власти просили Москву разрешения отменить велогонки. Нет! А сейчас в Москве проводится нечто вроде олимпиады: «Игры доброй воли». Да уж, сейчас как раз самое время играть. Медали! Злодейская воля в действии.

15 июля вторник Москва. А я сейчас читаю «Сталинград Василия Гроссмана»[534]. Очень важная книга. Видно время; виден Семен Израилевич; главный герой – не очень, но письма замечательны.

1 августа 1986, Переделкино, пятница. По радио – пересказ какой-то американской книги (Стоун?) «Мы погибаем от развлечений». Книга умная. Хотелось бы прочесть. Автор пишет, что в результате изобилия информации, американцы дезинформированы, потому что телевизор показывает им всё, они теряют масштабы, они все знают поверхностно (он прав: см. «шоу» об Ахматовой, Цветаевой и пр.), т. е. ни о чем ничего.

Им нужно учиться читать.

17 февраля 87, вторник, Москва. Дома! Люше звонил Игорь Иванович Виноградов, она с ним встретилась по его просьбе. Он теперь заведует прозой при Залыгине в «Новом Мире». Он попросил отрывки из «Записок об АА», чтоб попробовать напечатать в журнале. Я отказалась… Эта книга при сокращении, при отборе, при отрывках – теряет всё. Тут нужна календарная монотонность, кажущаяся непосредственность, кажущаяся наспех, случайность, «что попало». «Записки» дам (кому?) только целиком…

29 августа 88, Москва, понедельник