Дневник А.С. Суворина - [37]

* * *

Письмо Толстого к Горемыкину. Женщина, дочь Холевинского, не молодая, слабая здоровьем, прекрасная по душевным качествам, была обыскана и посажена в тюрьму. Она дала, по просьбе Толстого, рабочему одно из запрещенных его сочинений («В чем моя вера» или «Царство божие внутри нас», — написано сначала последнее, потом первое). «Я думаю, что такого рода меры неразумны, бесполезны, жестоки и несправедливы». Неразумны потому, что страдает один, а бывает, что многие и не попадаются, бесполезны потому, что не могут искоренить зла, ибо нельзя всех арестовать, он просит обратить эти меры против настоящего виновника, именно его. «Прямо этим самым письмом заявляю, что я писал и распространял те книги, которые считаются правительством вредными, и теперь продолжаю писать и распространить и в книгах, и в письмах, и в беседах такие же мысли». Слова Гамалиила (в Евангелии): «Если дело это от человеков, то оно разрушится, а если оно от бога, то не можете разрушить его; берегитесь поэтому, чтобы вам не оказаться богопротивниками». Он говорит, что вовсе не думает, что его «популярность и общественное положение» ограждают его от обысков, допросов, заключения и т. д. Напротив, он думает, что если правительство поступит с ним решительно, то общественное мнение не возмутится, а большинство одобрит правительство. «Бог видит, что, писавши это письмо, я не подчиняюсь желанию бравировать власть, а вызван к тому потребностью, чтоб снять с невинных людей ответственность за поступки, совершенные мною».

14 мая.

Коронование. Был в Успенском соборе. Пришел туда в 7 ¹/₂, окончилось в 12 час. 45 мин. Вечером смотрел иллюминацию. Таким образом, 6 часов на ногах в церкви и часа два вечером ходил. Отлично спал и сегодня бодрее проснулся. Очевидно, правильная жизнь именно в этом, а не в том, как я живу. В соборе Владимир Анат. оправлял так усердно порфиру на царе, что оборвал часть цепи Андрея Первозванного, которая надета была на государе. Государь прекрасно прочел «Верую», но молитву поспешно неуверенно. «Новое Время» напечатало молитву, которую произносил Павел Петрович. Я послал ее туда, вырвав из брошюры о коронации Павла I, и думал, что молитва эта остается тою же. Оказывается, что ее всю сократили, не желая утруждать императора долго стоять на коленях. Много недовольных милостями и наградами, но много и довольных. Ратьков-Рожнов в отчаянии, что сыновей его не сделали камер-юнкерами. Воронцов-Дашков сказал: «пускай они знают, что деньги еще не все».

Сазонова говорила, — что самое дорогое блюдо — от Царства Польского, 24 000 руб. На нем изображена шкура льва с огрубленными когтями лап. Выходит, символ какой-то. Почему шкура, а не весь? Москва — блюдо в 5000 р. От тульского дворянства собрано на блюдо 3000 руб., блюдо заказали в 1000, а остальные пожертвовали. Дворянству не дали собраться, а то оно хотело, вместо блюда, пожертвовать капитал. Набралось бы миллиона два. Государь не хотел принять подарка от волостных старшин, ни от населения. Он выразился, что ему дарят такие вещи, которые у него не находятся в употреблении, а потому такие подарки бесполезны, затем, дорогие подарки, как он сказал, ему прямо неприятны.

Раздача объявлений о коронации привела к беспорядкам, — кого-то избили, опрокинули карету… Оказалось, что это устроили скупщики, которые наняли по 30 коп. всякий сброд, который толкался гурьбой и выхватывал листы. Скупщики платили еще и с листа. Объявления эти продаются по 5 руб. Нажива, стало быть, знатная.

Богданович со своей свояченицей ездят с картинами. Я ему сказал сегодня по поводу раздачи его бесплатных книжек (он получает за них деньги. При прошлом царе ему выдали 10 000 за эти портреты, где в середине божия матерь, а по бокам государь и государыня, чтоб народ молился на богородицу и уже кстати на царя и царицу), что он воображает, что Николай II короновался не один, а вместе с Богдановичем, и что как это странно, что пишут о коронации государя, а не пишут о коронации Богдановича. Его свояченица говорит: «Евг. Вас. — народный человек». Вот некому изобразить этого удивительного плута и лицемера.

Он сегодня был у королевы греческой и судачил с ней об императрице, что она кланяться не умеет, — «А Суворин это заметил?» — спросила будто бы она его. — «Я, — сказал он, — признаюсь, соврал: сказал, что и Суворин заметил». Удружил, нечего сказать! Думаю, что греческая королева видит насквозь этого господина, лицемерию которого конца краю нет. А, впрочем, чорт с ним! Иногда он удивительно жалок.

* * *

Актер Правдин рассказывал мне, будто Александр III, проездом через Москву, 18 мая 1894 года, на юг, пожелал посмотреть труппу Малого театра. Дали пьесу Боборыкина «С бою». Он остался доволен исполнением, но не пьесою, которую нашел скабрезною. Ему было жарко. Просил, чтоб открыли форточку. Но окно было заделано. Призвали слесаря. Он начал вынимать раму при государе. Государь посмотрел, посмотрел на его работу, взялся сам за раму, да и выломал ее.

Вчера в соборе познакомился с Маккензи Уоллесом, автором книги о России. Хотел зайти. Я сказал ему несколько любезностей.