Дневник. 1923–1925 - [87]
Они кончали обедать. Поговорили немного. Т[анечка] подарила мне огромную кор[обку] конфет от Sherry. Гулял по палубе: зарница, отдал[енные] раск[аты] грома. Пошел дождь. Был один сильный удар. Пошел в smoking room[2171], выпил рюмку red port’a[2172], читая роман Delteil’я. Роман нехороший. Происх[одит] [действие] в Сибири.
24 мая, воскресенье
Спал отлично, в каюте нас трое — подо мной никого, мои чемоданы. Компаньоны мои: старик, с кот[орым] я не говорю, не здороваюсь, и остроносый голланд[ец], очень любезно со мной познакомившийся. Встал рано. Солнце, тепло, не качает.
За брекф[астом] ел апельсин и plain omelette[2173] и пил кофе, сносный. Начал читать. Но пришел principino[2174], и мы стали болтать. Я ему дал совет начать писать картины и делать для них подготовительные работы. Потом поговорили долго о Менцеле и о нем[ецких] иллюстраторах.
Внизу в длинном коридоре говорил через решетку с Танечкой, Ир[иной] С[ергеевной] и Нат[альей] Алек[сандровной]. Читал. Lunch. После него читал на палубе и в smoking room’e. Захотелось спать. Проспал около часу там на диване.
Потом пришел мой сосед бельгиец-франц[уз], ткач, рабочий из Providence’a пить пиво. Я ради компании заказал себе рюмку кр[асного] портвейна, за кот[орую] для меня незаметно заплатил он. Я протестовал, но в конце концов согласился и сказал, что я — его debtor[2175]. Он мне расск[азал] про свою жизнь рабочего и о рабочем вопросе вообще в Америке, о коммунизме, я расск[азал] ему про Россию и немного про себя.[2176] Кончил «Sur le fleuve Amour»[2177], препротивный роман, полный несуразного и устарелого эстетизма; нелепо до забавности изображение эстетических большевиков Бориса, Николая и сибир[ской] крестьянки Людмилы. Автор — эротоман и, очевидно, п[едераст].
Перед обедом опять немного говор[ил] через решетку с Р[ахманиновы]ми. После обеда уже в темноте пошел к Рахм[аниновым] в их cabine[2178] — они кончали обедать.
Ел шокол[адные] конф[еты], разговаривал с С[ергеем] В[асильевичем] о Званцевых, у кот[орых] он в молодости был в Тарталеях[2179], но Лизу помнит мало, потом о музыке, о Глазунове и др[угих][2180]. Вышли вместе на палубу в темноту. Тучи, сквозь кот[орые] показывались и скрывались звезды. Вечер, тепло, не качает. Едем не прямиком, а окружным путем, чтобы избежать зоны, в которой плавают подвод[ные] iceberg’и. Постоянно под воду спускают ведра и измеряют температуру воды.
25 мая, понед[ельник]
К 7-ми часам был на палубе.[2181] Против меня на верх[ней] койке спал голландец в голуб[ой] пижаме, наружу J.T. со stand’ом[2182] <…>[2183]. За брекфастом ел апельс[ин], omelet и cheese[2184] c кофе. На верхней палубе читал «Odyssey»[2185] по-англ[ийски].
Гов[орил] с мол[одым] евреем голланд[ским]. Скоро пришел Волконский, и мы часа два с ним болтали. Очень милый, но скучноватый он. Подавали lunch: чашки бульона с бискв[итом] и сандвичами.
День прошел незаметно. Болтал со св[оим] соседом по койке, тощим голл[андцем], похожим en laid[2186] на J. Barrymore’а; он оказался бывшим корабельным cook’ом[2187], теперь хозяином ресторанчика в Detroit’e. Очень славный и симпатичный, тоже жид, как я утром рассмотрел.
Заходил веч[ером] к концу обеда к Р[ахманиновым]. Они пищали, т. к. был ветер, волны брызгали на палубу и немного сильнее качало. Выходили на палубу, прогуливали Puff’a, кот[орый] не может из-за воспитанности своей приучиться гадить и писать на палубе. В моем круглом окне девятая волна мешала воду, но качало немного. Спал хорошо.
26 мая, вторник
Встал в 7 час[ов]. После брекфаста выбрал себе в библиотеке две книги: «Mon frère Yves»[2188] и «Hilda L[essways]» Arnold Bennett’a[2189]. Начал читать первую, после того как прочел немного из 2-й книги «Одиссеи». Пришел Волконский, принес мне показать люб[ительские] фотогр[афии] своих родителей, братьев и сестер. Болтали с ним до lunch’a. После я на верхней палубе читал P. Loti. Так прошел день.
После обеда за мной послали Волконского Рахманиновы — пить шампанское по сл[учаю] дня р[ождения] или име[нин] Нат[альи] Алекс[андровны]. Поговорив немного, пошли на палубу. Было сыро, тепло, и [виднелось] звездное небо. Смотрели на звезды и просили Танечку, ученицу Капустина, объяснить, как они называются, — она не выказала знаний.[2190]
Мой сос[ед]-франц[уз] познакомил меня с 16-л[етним] славянином, гов[орящим] не то по-польски, не то по-малороссийски. Но мы понимали друг друга. Я от него, кот[орый] хотел ко мне присосаться, ушел к Р[ахманиновым]. В 10 часов с лишком пошел спать.
27 мая, среда
Встал в 7 ч[асов]. Тихо, солнца не видно, душно. После ленча на верх[ней] палубе гов[орил] с дрезденцем, жив[ущим] 20 [лет] в Америке, занимающ[имся] пластерворками[2191] в богатых interior’ах. Показывал мне фот[ографии] дома его в Дрездене. Добродушный немец. Стал читать P. Loti. Перед завтр[аком][2192] ко мне пришли Танечка с князем, потом С[ергей] Вас[ильевич] ненадолго. После завтрака дочел «Mon frère Yves»[2193] — красиво написанная книга. Потом начал Arn[old] Bennett’a «Hilda L[essways]».
