Дневник. 1923–1925 - [26]
Приехал на выст[авку] Серг[ей] Вас[ильевич], купил вещь Крымова[515] и Виноградова. Был in three minds[516] относительно красной бабы Архипова[517], interior’a[518] и спящей девочки Зин[аиды] Серебр[яковой][519]. Я ему очень сов[етовал] последнюю. Уехал, не решив. Развесили мою графику. Приход[ил] противн[ый] Третьяков — предлагал мне заказы на портреты — я ответил ему (haughtily[520]), что не знаю, что надо подумать. Уехал домой довольно рано; пил кофе, вскоре пришла Ниночка и проболтала с нами до 9-ти ч[асов] веч[ера]. Е[лена] К[онстантиновна] сообщила, что Сер[гей] Вас[ильевич] остановился на interior’e. После 10-ти пошел на 135-ю ул[ицу] к Ниночке. Живет она богемно. Долго и интересно рассказывала свою жизнь, смерть жениха и замужество. К 12-ти вернулся ее муж — мне не понравился. На вид грубый, некрасивый. A happy day[521] — Ел[ена] К[онстантиновна] искренне ликует.
Разгов[аривал] сег[одня] на выст[авке] с молод[ым] чел[овеком], служ[ащим] в нашем office’e, похожим на нашего Женьку и очень симпатичным. Он тоже рисует.
6 марта, четв[ерг]
На выставку утром. Водил критика-старичка, кот[орый] был очень наивен, а под конец вынул из кармана деревянного крашенного петушка — русскую игрушку — и очень им восхищался. Был еще торгов[ец] модернист[скими] картинами еврей Буржуа[522] с той дамой, кот[орая] приводила Mr. Cesar’a. Последнему, по ее словам, очень не понравился Грабарь, и он хотел бы встретиться с одним мною.
Вернулся довольно рано, до обеда немного спал. Вечером с Е[леной] К[онстантиновной] поехали на благ[отворительный] русск[ий] вечер в пользу артист[ов] и литер[аторов] в России в Hôtel des Artistes. Отвратительный вечер, напомнивший мне П[етербург] во времена НЭПа[523]. На программе пошляк и старый урод Борисов[524]; Книппер читала расск[азы] Чехова; Москвин и Грибунин [разыграли] сценку Чехова — судья и вор железн[одорожных] гаек[525]; Качалов — речь Анти-ноя и отрывок из «Карамазовых»[526]. Сидел я сначала с Е[леной] К[онстантиновной], Соф[ьей] Алек[сандровной] С[атиной] и Татьяной Серг[еевной]. Встретил Перцова[527], кот[орого] знал по Москве. Он женился на замечательно хорошей дочке Липковской[528]. Сам он стал еще красивее. Очень звали к себе. Около 12-ти я уговорил Е[лену] К[онстантиновну] ехать домой.
7 марта, пятн[ица]
К 12-ти на выставку. Собирались к мэру Hylan’у[529] в City Hall[530]. Он нас принял около 2-х в старом уютн[ом] здании Hall’я; мы опоздали к назн[аченному] часу и потому пропустили случай сняться кинематографически. Мэр — рыжий госп[один] лет за 50. Вошли мы, стали полукругом, и он пожал нам руки, гов[оря]: «Glad, delighted»[531]. Женя нас introduced[532] каждого. Грабарь прочел по-анг[лийски] короткое приветствие и благодарность, на котор[ую] м[эр] сказал несколько слов, что мы, дескать, welcomed to A[merica][533], кот[орая] всех принимает без различия веры и убеждений, как God’s sons и children’ов[534], осв[ещаемых] одним солнцем.
Потом мы ему вручили приглашение на в[ыставку], написанное и украшенное Захаровым, и каталог. Он обещал быть на выс[тавке] вообще, но не завтра. Опять на выст[авку]. Мыл и ставил в витрину фарфор. Гидировал Книппер, довольно банально реагир[овавшую] на нашу выставку — с точки зрения глубоко истосковавшейся русс[кой] же[нщины], готовой плакать от изображен[ных] снегов, церквей и Руси. Пришел Судейкин с Бринтоном. Суд[ейкин] странно себя вел: сказал, что у меня те же гениальные глаза, что я (это — Бринтону) — самый утонченный и лучший чел[овек] в мире, что он готов плакать. Покраснел и стал меня целовать в щеку, раз пять, под правое ухо.
Наклеивал ярлыки с № на нек[оторые] картины. Уехал домой к 7-ми. После обеда до 11-ти спал. (Опять письмо от В[альполя? Варюши?], с излияниями, ненужными и скучными для меня.) За чаем долго болтал с Е[леной] К[онстантиновной] и О[льгой] Л[авровной]. Посл[едняя], видимо, раздражает своими нелепыми вопросами и постоянным удивлением на неудив[ительные] вещи Е[лену] К[онстантинов]ну.
Спал эту ночь очень плохо, т. к. взял ванну дов[ольно] горячую, — и замирало сердце; до 6-ти ч[асов] я даже, чтобы забыться, стал писать в катал[ог] цены петерб[ургских] картин. Спал всего 3–4 часа. Завтра откроется выставка.
Оказывается, Ив[ана] Ив[ановича] выгнали из школы, котор[ую] он осматривал, — так он вел себя непристойно и шумно.
Вечером подарил Жене и Е[лене] К[онстантиновне] мою мал[енькую] миниатюру «After the Rainstorm»[535]. Она им очень понравилась.
8 марта, суб[бота]
С утра поехал на выставку, усталый, т. к. опять мало спал, но не из-за сердца. Наклеивал ярлыки на графику. К 3-м начался съезд. Народу было меньше, чем мы ждали: из 7½ т[ысяч] было, м[ожет] б[ыть], всего 1000. Калейдоскоп из знакомых и знакомств. Говорил или гидировал. Видел Otto Kahn’шу, девиц Борщевских[536], М. Сафонову[537], Боков, Фокиных и мн[огих] других, торговца Reinhardt’a[538] (P. Cassirer) и т. д., Беллу, Ниночку. Каталоги продавали Ек[атерина] Ив[ановна], Ел[ена] Кон[стантиновна] и Л[юбовь] Влас[ьевна]. Уехал поле 6-ти, переод[елся] в смокинг и к 8-ми на обед к Фокиным. Дом на R[iver]s[ide] Drive — чудесный, с красивой мебелью, и чудесный длинный, красиво подан[ный] обед. Лакей — какой-то барон из офицеров. Кроме меня с Е[леной] Кон[стантиновной] были Асланов, дирижер
