Дневник. 1917–1923 - [15]
Не желая примыкать во Франции ни к одной из групп и течений, отказываясь даже от участия в большинстве выставок возобновленного за рубежом «Мира искусства», Сомов в эмигрантский период своего творчества шел собственным путем, стремясь сочетать технические достижения старых мастеров и новизну сюжетов. Эта линия в его творчестве обнаруживается в революционные годы в России, приблизительно во время окончания работы над вторым изданием «Книги маркизы». Дневник художника запечатлел момент окончания работы над карандашным портретом племянника Сомова Д. С. Михайлова (1918): «Рисов[ал] Диму и реш[ил] сегодня кончить, было 20 сеансов. Мне не нравится — некрасиво, сухо, зализано, но всем нравится из-за сходства. Кончил с чувством, что я бессилен сделать так, как я понимаю: [D.] Dumonstier, [N.] Lagneau, [H.] Holbein (ишь, куда гнет!)»[121].
По сравнению с графическими портретами второй половины 1900-х — начала 1910-х, портрет Д.С. Михайлова обнаруживает усилившееся стремление художника к строгому, иногда довольно лаконичному, но всегда технически сложному рисунку. На протяжении 20 продолжительных сеансов Сомов тщательно выверял каждый штрих, моделируя голову своего племянника. Созданный немного позднее портрет сестры художника А. А. Михайловой обнаруживает не только кропотливую проработку лица модели — посредством сложной игры линии и пустого пространства, он добивается почти чувственной осязаемости ее прически. «Демустье, Ланьо, Гольбейн» — формула графического портрета Сомова рубежа конца 1910-х — начала 1920-х. Сомов постоянно обращался к стилю этих художников, варьируя в каждом случае проявленность тех или иных заимствований: воздушную гольбейновскую моделировку, как на портретах Р. И. Нотгафт (1920) и Т. Ф. Михайловой (1923), трактовку позы в духе Демустье — в случае с Н. Е. Добычиной (1921) и т. д.
Стилевые ориентиры французского периода творчества Сомов изложил в своем дневнике: «Сег[одня] я работал с 10-ти до 7-ми веч[ера]. При работе моей присутствовали Валечка [В. Ф. Нувель. — ПГ] и Лиза [подруга Сомова Е. С. Поляк. — ПГ]. Я сравнивал себя при них нескромно, но только в шутку, с van der Meer’ом Delft’ским[122], Терборхом, Metsu, de Hoogh’ом»[123]. В этой шутке, тем не менее, много правдивого. В ряде картин Сомова последних лет его жизни прослеживается стремление к утонченно гармоничной цветовой гамме, решению проблем света в духе этого нидерландского мастера[124]; подражая Вермееру, Сомов старается добиться иллюзорной осязаемости предметов. Таковы «Окно-дверь — пейзаж» (1934), «Интерьер» (1930-е) и несколько других произведений. Об «Автопортрете в зеркале» (1934) Сомов записал в дневнике: «Этюд вышел отличный, под van der Meer’a Delft’ского, как я шутя писал Анюте. Я доволен — м[ожет] б[ыть], это мой лучший в жизни этюд с натуры»[125].
Об этюде головы художницы В.И. Будановой (1933), летом жившей вместе с другими молодыми художниками в доме Сомова в деревне Гранвилье, он заметил: «Сегодня мне позировала не больше часа Валерия Ивановна [Буданова] для отражения спиной в зеркале над камином — отражение головы и плеч — van der Meer van Delft — но [не] тот, но не тот!»[126] Об одном из произведений 1927 г. Сомов писал: «Моя акварель — дама перед зеркалом — мне нравится: разумеется, это ни van der Meer, ни Teborgh! Но мило по краскам и по технике. Невольно я думал все время о van der Meer’e и какое бы чудо у него вышло из такого сюжета»[127].
Подражание Вермееру и Терборху потребовало от Сомова пересмотра некоторых основ своего искусства. Одним из элементов новой концепции сомовского творчества было возвращение к живописи с натуры, чего художник долгое время избегал[128]. Он стремился постичь секреты старых мастеров и, надеясь, что они откроются в процессе работы, старался приблизиться к их манере. Кроме того, Сомов внимательно изучал искусство ценимых им художников на выставках и по воспроизведениям, как это было с М.-К. де Латуром[129]. Осмыслив новые впечатления от творчества французского портретиста, Сомов писал сестре: «…тренируюсь для того, чтобы, если случайно кто-нибудь закажет мне портрет, попробовать делать быстрые этюды, которые служили бы материалом для портрета. Весь же портрет, да к тому же заказной, работать с натуры ужасно мучительно и для меня, и для модели. Хочу возобновить старый способ писать портреты, как делали Латуры и почти все мастера прошлых времен»[130].
Под тренировкой, о которой говорит Сомов, следует понимать серию пастельных этюдов, сделанных им в Гранвилье летом 1928 г. Художнику позировал его любовник М. Г. Лукьянов; по этим не вполне завершенным листам
