Дневник, 1890 г. - [16]

— В Ньюкомах хороша теща Кляйва — мучающая обоих, только мучается больше она. — Думал:

1) Я обхожу людей, мне люди мешают. Да ведь ты живешь только людьми и только для них. Если тебе мешают люди, то тебе жить незачем. Уходить от людей это самоубийство. —

⁶⁶Полемика в Open Court по случаю книги Bellamy очень интересная. Сначала возражает Op[en] Cou[rt] тем, что борьба есть закон жизни, что представить себе жизнь без борьбы всё равно, что представить себе физический мир без закона тяготения. Очень удобно, но не может быть. Ему возражают, что в борьбе сначала одерживает верх the strongest,⁶⁷ а потом the fittest,⁶⁸ а потом будто бы уже самый best,⁶⁹ нравственный. Это вздор, fittest значит тот, кот[орый] больше годится для общинной жизни. Община с годящими[ся], дисциплинированными членами будет сильнее общины с негодящимися, недисциплиниров[анными] членами — будет сильн[ее] опять для борьбы. Но как же будет? Нужнее лучший нравственно. Лучший нравственно должен будет [быть] наисильнейш[им], умнейши[м] и наиболее годящимся. Если так, то опять сильнее для борьбы, и нравственный получает другое значение. — Но что делать с плохими, пока они есть? С слабыми, глупыми? Очевидно, их надо убивать. — Существование слабых уничтожает всё представление об этой новой нравственности. По старому нравственность не есть средство усиления и победы в борьбе, а напротив. И по старой нравственности слабому, больному, старому есть место, по новой нравственности места им нет. Надо уничтожить наследственность, болезни, старость. Что за нелепость! —

Теперь 6 часов, пойду гулять и пить кумыс. —

[12 июня.] 9, 10, 11, 12 Июнь. Я. П. 90. Опять три дня пропустил. Вчера 11. Я писал письма: Третьяк[ову], Поше, Черт[кову], Горбунову, и приехал Страхов. Лучше живу, но очень праздно физически. — 10. Воскресенье б[ыл] милый Дунаев и Стахович немилый. Лева уехал, кроткий, читал статью и понял. Вчера прекрасное письмо от Бутке[вича]. Я поправлял. 10. Много поправлял. Картина Ге прекрасна. 9. Не помню. Ничего не записал.

⁷⁰Самое главное, что думал, это о том, что самому самого победить нельзя. Самый святой сам — сам чорт. Надо устроить в себе обиталище достойное Бога, чтобы он пришел и вселился. —

Маша писала Бирюкову и одобрила мое письмо ему. Поразительно грустно было нынче то, что сказал Андрюша. Я сказал ему, что дурно пить кофе крепкий. Он с тем знакомым мне презрением детей ко мне отвернулся. Ге стал говорить ему, что это для его пользы. Он сказал: не о кофе, а обо всем, да разве можно делать всё то, что говорит папа. Он оказал всё то, что думают все дети. Ужасно жалко их. Я ослабляю для них то, что говорит их мать. Мать ослабляет то, что говорю я. Чей грех? Мой. Теперь 11 часов утра, хочу писать Коневскую. —

⁷¹Попробовал писать, не пошло. Ходил и пил кумыс с 2-м Ник[олаем] Ник[олаевичем]. Папиросочник Н[иколай] Н[иколаевич] тяжел. Если бы он не объедался и не курил, он был бы сила. — Дурно спал.

13 Июня. Встал рано, не выспавшись. Хотел заснуть, не удалось. Хотел писать Коневскую. Не идет. Желудок расстроен, и жарко. Пойду ходить, 3-й час.

⁷²Ничего не делал. — Гости одолевают и отягощают. —

14 Июня. Я. П. 90. Немного пописал Коневскую. — Она не притягивает меня. Поправил коректуры комедии. Здоров. Поработал, рубил и пилил.

15 И. Я. П. 90. Встал рано, пил кофе с Страховым и разговорился о статье Михайлов[ского] о наследственности. — Всё дело в том, что забыто деление Эпик[тета] о вещах зависящих и независящих от нас. Ни наследств[енность], ни среда не зависят от нас. Т. е. они зависят, но так же, как зависят от меня бесчисленное количество последствий, могущих произойти от моей деятельности. Но дело ведь в том, что всех могущих произойти последствий я предвидеть не могу, и потому могу желать делать одно: именно то, чтобы все те последствия, кот[орые] могут произойти от моей жизни, были бы благие, а не пагубные. Для того, чтобы узнать, какие последствия важнее, опять одно средство — знать, какие действия для меня наилучщие и наихудшие. Только поступая для своей души наилучшим образом, я произведу наилучшие последствия и для наследственности, т. е. произведу лучших людей, и для воспитания людей. —

Сказал Страхову, что все рассуждения об охлаждении солнца, о происхождении видов пустяки. Он говорит: еще большие пустяки рассуждения о небесной иерархии. Да, нет глупости, к[оторая] не считала бы себя разумною, п[отому] ч[то] знает еще большую глупость. Сказал Стр[ахову]. Если человек понимает, что есть вещи, к[оторые] зависят от него, и такие, к[оторые] не зависят, и мало того, что понимает, но видит, что единственный смысл, цель жизни в улучшении того, что зависит от себя — своей души, то всё это отпадает. П[отому] ч[то] вся жизнь всякого человека, что бы ни было позади, скверная — пустые 50 лет, или добродетельн[ая] — полезные 50 лет — вся жизнь всякого человека представляется для него тем иксом остающейся доли жизни, от к[оторого] зависит всё, к[оторый] сгладит всё прошедшее — сделает злое добрым или доброе злым. От этого икса зависит быть Иудой или разбойником. И потому это не шутка, и думать о пустяках некогда. Думают же о пустяках те, к[оторые] не видят этого. Им надо чем-нибудь заполнить пустоту. —