Дневник. 1873–1882. Том 2 - [75]

Во всяком случае, предположенные перемещения не могут быть приведены в исполнение ранее возвращения государя в Петербург. До того же времени может еще многое измениться и разъясниться.

Сабуров сегодня не показывался; у него сильная мигрень.

По случаю праздника казачьих войск было сегодня молебствие, потом угощение обедом казаков Собственного конвоя.

5 октября. Пятница. У нас что ни день, то какое-нибудь торжество, какая-нибудь церемония. Сегодня, кроме дня рождения герцогини Эдинбургской (великой княгини Марии Александровны) и праздника Ливадийской школы, праздновали 25-летний юбилей первого бомбардирования Севастополя! Кажется, что тут праздновать? Лучше бы позабыть эту печальную эпоху. Но у нас не пропускается никакой случай отслужить молебствие, выстроив роты перед аналоем и прокричать «ура!». Нынешний юбилей ознаменовался возведением генерала Тотлебена в графское достоинство и возложением Святого Андрея на адмирала Новосильского. Генерал Тотлебен в восторге. После молебствия государь скомандовал «На караул!» новому графу и провозгласил ему «ура!».

Приехал сюда знаменитый строитель мостов военный инженер Струве, только что произведенный в генерал-майоры по случаю происходившего на днях в Петербурге открытия нового моста через Неву против Литейной улицы, названного именем императора Александра II. Струве вызван по случаю командирования его делегатом в специальную комиссию, предположенную для решения на месте вопроса, есть ли действительно пункт, удобный для постройки моста через Дунай восточнее Силистрии. Я имел с ним довольно продолжительное свидание и объяснил ему всё дело, для которого он вызван.

Также приехал сюда государственный контролер статс-секретарь Сольский. С ним я имел длинные совещания[61] о ходе дела комиссии, учрежденной в Одессе для расследования действий полевого интендантства и товарищества по продовольствию армии в последнюю войну. Назначение председателем этой комиссии генерал-адъютанта Глинки-Маврина оказывается решительно неудачным.

11 октября. Четверг. Ничего замечательного ни в политике, ни в нашей ливадийской жизни, кроме разве перемены правительства в Константинополе и приезде сюда полковника Боголюбова, который, отдав отчет в исполнении поручения по разграничению Болгарии, едет опять в Софию, чтобы там наладить предстоящие работы по обозначению на местности новой границы. Сабуров уехал в понедельник.

19 октября. Пятница. В последнее время всё внимание и толки в целой Европе были обращены на странную, нахальную речь, произнесенную в Манчестере маркизом Солсбери. Не было еще примера, чтобы среди мира министр иностранных дел позволил себе так бесцеремонно высказать враждебное отношение к другому государству. Солсбери, так сказать, открыл карты в политической игре, происходящей со времени Берлинского конгресса.

Он прямо объяснил своим слушателям, что все проделки больших государств были направлены против России. Конечно, мы вполне чувствовали и понимали это; но не ожидали такого цинического объявления во всеуслышание со стороны наших завзятых противников.

Вчера, при докладе, я спросил государя, удобно ли после этой речи нашему послу оставаться в Лондоне. К тому же сам Шувалов настойчиво просит об отозвании его и нетерпеливо ожидает увольнения под предлогом болезни. Вчера же разрешено ему выехать из Лондона. Не худо, если на некоторое время пост русского посла не будет замещен.

Сегодня же получено от князя Лобанова неожиданное извещение о том, что Лейярд, взбешенный переменой турецкого правительства во время его поездки в Сирию и особенно назначением Махмуда Недим-паши, считаемого другом России, угрожает Порте прибытием английского флота под тем предлогом, что обещанные реформы в Малой Азии не приводятся в исполнение. Что за цинизм! Что за нахальство! Это разбой среди белого дня! И вся Европа смотрит на это беспрекословно, даже поддерживает британское самодурство.

Сегодня приехал с Кавказа флигель-адъютант князь Долгоруков (Николай Сергеевич), командир Кабардинского полка. Он командовал авангардом Ахалтекинского отряда. Рассказы его неутешительны. По всему видно, что генерал Ломакин потерял голову и пал духом. Князь Долгоруков думает, что возобновить экспедицию будет очень трудно, по причине недостатка верблюдов в самой стране.

Вчера ездил я с государем на ялтинский рейд, осматривать прибывшую сюда «поповку». Сам адмирал Попов показывал [все свои ухищрения] и демонстрировал свое детище. В особенности хитро устроены подъемные станки под орудиями (12-дюймовые), приводимые в движение паром. В техническом отношении превосходно; но в морском никто не верует в «поповки»; общее мнение громко порицает то, что заказанная в Англии новая императорская яхта строится с применением типа «поповок». Постройка эта будет стоить громадных денег; а к воссозданию флота нашего в Черном море и не думают приступать.

23 октября. Вторник. Возвратившись вчера вечером из Симеиза в Ливадию, узнал, что вчера же приехал из Константинополя посол наш князь Лобанов. Накануне отъезда он имел аудиенцию у султана, который высказывал ему свои неудовольствия на англичан под впечатлением новой угрозы Лейярда. Впрочем, по известиям из Лондона, тревога, возбужденная в Константинополе этой угрозою, успокаивается. Английское правительство объясняет, что английская эскадра получила приказание идти на зимовку в один из портов Малоазиатского берега вовсе без политической цели, а по заблаговременно принятому Адмиралтейством предположению. Но как же согласовать такое объяснение с угрозою Лейярда? Стало быть, посол, по собственному произволу, воспользовался случайным передвижением флота, чтобы запугать турецкое правительство?