Дневник. 1873–1882. Том 2 - [74]

Князь Бисмарк не остановился на такой общей формуле: он предлагал даже войти в ближайшие соглашения на случай могущего быть распада Турции. Притом брался привлечь и Австро-Венгрию к предположенному соглашению, уверяя, что постоянною его [основною] идеей, во всё его политическое поприще, был и будет тройственный союз России, Германии и Австрии. Недавно подписанный в Вене протокол имеет главной целью оторвать Австро-Венгрию от сближения с западными державами.

Государь, вполне одобрив начала, положенные в основание совещаний Сабурова с князем Бисмарком, заявил, что еще в 1873 году были заключены на подобных же началах секретные соглашения – сперва в Петербурге, лично с императором Германским, а потом в Вене – с императором Австрийским. Государь вынул из своего портфеля два запечатанных конверта, на которых была надпись: «В случае моей смерти вручить государю императору». Вскрыв конверты, государь прочел нам обе конвенции. Одна была подписана в Петербурге двумя фельдмаршалами – графом Бергом и Мольтке – и ратифицирована подписями и печатями императоров Александра II и Вильгельма. Другая конвенция, редактированная графом Андраши, была подписана императорами Александром II и Францем-Иосифом. В обеих сущность заключалась во взаимном обязательстве военной помощи в случае нападения какой-либо враждебной державы. В конвенции с Германией был даже определен размер этой помощи – в 200 тысяч войска.

О существовании этих двух конвенций до сих пор известно было только наследнику цесаревичу, князю Горчакову и мне; в Германии знали только князь Бисмарк и граф Мольтке; император Вильгельм не решился даже показать наследному принцу. Гирс и Сабуров были несколько удивлены таким неожиданным для них открытием; невольно вырвался у них вопрос: почему же в последнее время, при возникновении недоразумений с нашими соседями, не напомнили им о существовании этих конвенций? Государь сказал, что князь Горчаков постоянно противился тому и не сочувствовал заключенным конвенциям, может быть, только потому, что они были заключены помимо него.

Сабуров при докладе государю о своей поездке в Баден упомянул, что князь Горчаков, которого он там встретил, даже не поинтересовался о цели приезда Сабурова; по своему обыкновению, канцлер забросал его пустозвонными фразами о какой-то с в о е й политике, о намерении по приезде в Петербург дать делам новый оборот и т. п. Всё это говорилось при посторонних лицах, так что не могло быть и речи о разговорах Сабурова с князем Бисмарком.

По окончании совещания Гирс остался на несколько минут в кабинете государя, чтобы наедине поднять щекотливый вопрос, который уже неоднократно был предметом наших с ним разговоров; а именно – о необходимости выбора, для успеха предпринятых переговоров, вполне способных, искусных лиц. Если ведение дела будет поручено нынешнему нашему послу в Берлине, под высшим руководством князя Горчакова, то, по нашему убеждению, лучше вовсе и не начинать. По словам Гирса, государь был явно озадачен такою откровенною постановкой вопроса; но сказал, что подумает и поговорит в другой раз.

В течение дня два раза мы сходились втроем – Гирс, Сабуров и я – для совещания о том же предмете: как вести затеянное дело. Мы все одного мнения, что ничего путного не выйдет, если государь не решится наконец откинуть в сторону всякие церемонии с князем Горчаковым, Убри, Новиковым и компанией. Притом, по моему мнению, и медлить нельзя: il faut battre le fer quand il est chaud[60]. События политические бегут с необычайной быстротой. Если нельзя ранее декабря взяться решительно за переговоры с Бисмарком, то по крайней мере следует для начала завести с ним переписку и по его же собственному предложению отклонить вступление турецких войск в Восточную Румелию.

Сегодня ездил я в Ялту навестить бедного больного – Александра Алексеевича Зеленого и отдать визит князю Дондукову-Корсакову.

4 октября. Четверг. После моего военного доклада, пока не вошел еще Гирс, государь заговорил со мной о вчерашнем докладе Сабурова: «Я очень доволен им; мне кажется, дело начато им хорошо». На это я отвечал, что теперь успех будет зависеть от того, кому поручат вести далее это дело; что трудно ожидать хорошего результата, если переговоры будут возложены на Убри под руководством князя Горчакова. На это государь сказал: «Знаешь, какая пришла мне мысль? Назначить его же, Сабурова, на место Убри».

Та же мысль была и у меня; я высказывал ее не раз Гирсу, который, однако же, как мне казалось, не очень сочувствовал ей. Когда вошел Гирс, государь продолжал тот же разговор о перемещении Убри в Вену или в Рим, а Новикова – в Константинополь. О Горчакове же, хотя и отзывался не раз как о человеке, выжившем из ума и впавшем в детство, он, однако ж, не высказал никакого решительного намерения. Между тем все вышеозначенные перемещения и самое ведение секретных переговоров невозможны, пока князь Горчаков находится во главе Министерства иностранных дел. Ни Гирс, ни я, конечно, не могли высказать этой правды во всей ее полноте; но при удобном случае постараюсь навести речь на этот щекотливый предмет.