Дневник. 1873–1882. Том 2 - [73]

Из Закаспийского края всё еще нет письменных известий в дополнение и пояснение телеграммы о деле 28 августа. С тех пор прошел уже почти целый месяц.

26 сентября. Среда. Утром государь позвал меня с Гирсом, чтобы прочитать полученные вчера записки Сабурова и князя Орлова о разговорах их с князем Бисмарком. Обе записки весьма интересны, особенно же сабуровская. Князь Бисмарк излил перед ними все обвинения и упреки, которыми старается выказать. Некоторые из этих упреков были просто нелепы: например, будто массы нашей кавалерии сосредоточены на германской границе, угрожают Восточной Пруссии быть отрезанною от остальной части государства; при этом князь ссылался на мои объяснения в Александрове, приписывая мне слова, которых я вовсе не говорил.

Также повторялись жалобы на русскую журналистику; но в особенности жаловался Бисмарк на письмо нашего государя к императору Вильгельму и снова напоминал, что сделанные им будто бы перед самою войной предложения о заключении союза были отклонены князем Горчаковым. Однако ж все эти упреки высказаны были Сабурову в [гораздо более] мягких формах и таким тоном, будто Бисмарк желал только мотивировать свои подозрения и опасения насчет намерений России.

После этих предварительных объяснений разговор перешел на более практическую почву: разобраны были важнейшие вопросы современной политики. Бисмарк, с обычным своим видом прямоты и откровенности, сам заводил речь и об отношении своем к Австрии, и о последнем своем посещении Вены. Он уверял, что целью этой поездки было оторвать Австрию от союза с западными государствами и в этом отношении он достиг полного успеха. Общий результат разговора был, по донесению Сабурова, более благоприятен, чем можно было ожидать. Бисмарк обещал восстановить дружественные отношения Германии к России. Первым вопросом, по которому Бисмарк обещал свою поддержку, постановлено было недопущение вступления турецких войск в Восточную Румелию.

Германский канцлер был заметно польщен вниманием, выказанным лично ему русским императором присылкою Сабурова. Личное его раздражение смягчилось. Он даже выразил готовность встретиться с князем Горчаковым и предать забвению прошлые размолвки. Впрочем, в разговоре с Сабуровым Бисмарк коснулся таких интимных вопросов относительно некоторых личностей, в том числе и[58] особ германского императорского семейства, что Сабуров не решился всё высказанное изложить на бумаге и предоставил себе дополнить свое донесение личным докладом государю в Ливадии.

Вообще признано необходимым всё это дело держать в совершенной тайне от нашего канцлера и Министерства иностранных дел! [В каком другом государстве может существовать подобный порядок вещей!]

Несмотря на успокоительный результат поездки Сабурова, мне сдается, что все-таки не следует слишком полагаться на мнимую прямоту и откровенность германского канцлера. В[59] объяснениях его слышится фальшь и лукавство. Тем не менее было бы с нашей стороны неполитично обнаружить какое-либо недоверие или сомнение; надобно во что бы ни стало восстановить наши дружественные отношения с Германией, хотя бы для виду; другого союзника нет у нас в Европе. Если не удастся нам сойтись с Германией, то нам грозит коалиция целой Европы против нас: Россия очутится одна против всех.

Сегодня получена наконец из Тифлиса телеграмма, в которой упоминается о прибытии генерала Тергукасова к действующему в Закаспийском крае отряду. В телеграмме упоминается, что войска найдены им в отличном состоянии, дивизион переяславских драгун отослан назад в Чикишляр (для чего – неизвестно) – вот и всё; ничего о деле 28 августа и последствиях его. Можно предположить, не затерялось ли какое-либо донесение.

Из Югенгейма получены известия о выезде оттуда императрицы в Канн.

2 октября. Вторник. Из полученных с Кавказа телеграмм видно, что Закаспийская экспедиция решительно не удалась. После [неудачного] дела 28 августа Ломакин счел необходимым отойти к Беурме, как он говорит, из опасений недостатка в боевых припасах. Расстройство же перевозочных средств (вследствие падежа верблюдов) заставило Ломакина совсем отвести отряд назад, так что Тергукасов по прибытии к отряду доносит по телеграфу только об обратном движении войск, словно экспедиция окончена. Таким образом, судьба судила Ломакину во второй раз показать перед полудикими туркменами свое бессилие и неспособность; вместо того чтобы поправить прошлогодние свои промахи, он и в нынешнем году повторил то же позорное отступление перед этой сволочью и тем окончательно уронил честь русского оружья в Средней Азии.

Счастливее нас англичане: все невзгоды для них обращаются в выгоду. Есть известия уже о вступлении английских войск в Кабул, по-видимому, без сопротивления. По всем вероятиям они легко справятся с Афганистаном и решат его судьбу так, как заблагорассудят.

Сегодня приехал опять Сабуров. Вероятно, завтра услышим его рассказы о разговорах с князем Бисмарком и узнаем, насколько можно ожидать от них серьезного, практического результата.

3 октября. Среда. После непродолжительного приема Сабурова наедине государь пригласил в кабинет Гирса, графа Адлерберга и меня, чтобы выслушать дополнительные донесения Сабурова о его разговорах с Бисмарком. Чтение было весьма интересное, и достигнутые результаты оказываются весьма удовлетворительными. Князь Бисмарк даже формулировал письменно основные пункты предлагаемого им соглашения, или конвенции. Сущность их заключается в том, что каждая из договаривающихся держав обязывается, в случае столкновения другой с какой-либо третьей державою, воспрепятствовать образованию коалиции против союзной державы. При этом категорически высказано, что покушение всякой державы к овладению Дарданеллами и Босфором считается враждебным действием против России.