Дневник. 1873–1882. Том 2 - [7]

11 февраля. Суббота. В течение целой недели продолжались по-прежнему ежедневные совещания у государя с князем Горчаковым; но кроме него и меня еще прибавились наследник цесаревич и великий князь Владимир Александрович, приехавшие с Дуная 6-го числа. С каждым днем дела политические принимают всё более мрачный вид; Англия лезет в драку и, несмотря на нашу уступчивость, придумывает всё новые предлоги для разрыва. Лейярд доставляет в Лондон ложные известия, которыми Биконсфильд пользуется, чтобы возбуждать общественное мнение против России. Хотя в Адрианополе продолжаются переговоры между Игнатьевым и Савфет-пашой, а турки, исполняя добросовестно условия перемирия, очищают крепости на Дунае и Эрзерум, султан, подстрекаемый Лейярдом, ищет помощи Англии для возобновления борьбы с нами.

Великий князь Николай Николаевич до сих пор не решается преодолеть демаркационную линию, несмотря на телеграммы государя о вступлении в Константинополь. Я нахожу, что он поступает благоразумно, по возможности отдаляя катастрофу. Вступление наших войск в Царьград, несомненно, послужит сигналом для англичан и турок к возобновлению войны, и, таким образом, мы сами отречемся от громадных выгод, которые приобрели заключением предварительных условий мира и перемирия.

Вместо того чтобы ускорять, сколь возможно, созыв конференции, наш старец тянет дело и, решившись сам не ехать в Баден, до сих пор остается в недоумении, кого назначить представителем России. Преимущественно имеется в виду граф Шувалов; но в то же время опасаются его удаления из Лондона при настоящих натянутых отношениях. Из Лондона ожидается новый меморандум, который, по-видимому, имеет угрожающий характер, и может поэтому ускорить неизбежный разрыв с Англией, а вслед затем и с Австрией.

18 февраля. Суббота. Прошла еще целая неделя, и политический горизонт нисколько не разъяснился. Войска наши, с согласия султана, перешли через демаркационную линию, и главнокомандующий переехал в Сан-Стефано, под самые почти стены Константинополя. Там продолжаются переговоры Игнатьева с Савфет-пашой; но турки тянут дело, рассчитывая на конференции и подмогу Англии. Им объявлено, что Россия не согласится приступить к конференции, пока не подписан мирный договор с Портой. Игнатьеву дано знать, чтобы он не настаивал на уступке нам турецких броненосцев, так как это требование более всего встревожило не только Порту, но и англичан. В Англии продолжаются усиленно работы по вооружению. В Австрии также шевелятся; Совет министров намерен просить у палат экстраординарный кредит в 60 миллионов гульденов.

Князь Горчаков заболел; я видел его раз в постели; очень слаб и телом, и головой. Сегодня вместо него был с докладом у государя Гирс. Наш канцлер всё еще не теряет надежды поправиться и опять мечтает ехать на конгресс, который уже предлагает собрать в Берлине под председательством Бисмарка.

19 февраля. Воскресенье. Мир с Турцией подписан в Сан-Стефано! Общая радость и ликование!

Еще вчера вечером была телеграмма от великого князя Николая Николаевича о том, что турки по наущению Лейярда, поддерживаемого послами австро-венгерским и даже французским, нарочно затягивают переговоры и главное затруднение встречается в определении азиатской границы и денежного вознаграждения. Прочитав эту телеграмму, я уже приготовил было проект ответа в том смысле, чтобы разрешить Игнатьеву согласиться на некоторые уступки; но [каково было мое удивление, когда] встав сегодня утром, я нашел на своем столе шифрованную телеграмму великого князя и, немедленно разобрав ее, прочел следующие эксцентрические строки: «Крупно поговорив вечером с уполномоченными, переговоры пошли хорошо на лад»; а вслед за тем получил от государя телеграммы Игнатьева, извещавшие вчера же, что турки уступили нам всё, что предположено было приобрести на азиатской нашей границе, с включением и всего Баязетского санджака[8]. В 11 часу утра поехал я во дворец и нашел государя в отличном настроении. Он прочел мне несколько телеграмм, из которых видно, что Бисмарк склоняется к перенесению конгресса в Берлин, о чем сделано уже от нас предложение.

По поручению государя я заехал к канцлеру; нашел его уже сидящим в кресле; но голова так слаба, что он совсем не может связать двух идей. Тем не менее старик толкует о поездке своей в Берлин. «Je serai coulant[9], – говорит он, – но потребую самых широких полномочий».

От князя Горчакова успел еще возвратиться во дворец до конца обедни, а после завтрака отправился к разводу. Перед окончанием развода государь сказал мне, что получил новую телеграмму от великого князя Николая Николаевича, который сообщает, что переговоры пошли успешно и есть надежда на подписание мира в течение дня.

Действительно, в седьмом часу вечера, когда мы только что кончили обед среди собравшегося, по обыкновению, воскресного нашего кружка, вдруг вбегает мой сын – дежурный сегодня флигель-адъютант – и объявляет, что приехал из дворца по приказанию государя, чтобы объявить мне о подписании мира. Вслед за тем фельдъегерь привез мне от государя телеграммы великого князя и графа Игнатьева. Возвращая их государю, я приложил письменное поздравление, которое возвратилось ко мне с отметкою карандашом: «Спасибо от души тебе; ибо твоему усердию мы обязаны многим в достигнутых результатах». Пушечные выстрелы из крепости возвестили городу радостную новость; улицы и без того были уже иллюминованы и украшены флагами (по случаю праздника вступления на престол), к тому же сегодня первый день Масленицы и потому на улицах толпы народа и большое оживление.