Дневник. 1873–1882. Том 2 - [117]

Что касается Франции и Германии, то они обе держат себя в делах восточных крайне пассивно, как будто опасаясь более всего слишком ввязаться в эти дела и быть застигнутыми врасплох друг другом. Притом обе озабочены внутренними своими делами. Весьма примечательны последние конфиденциальные депеши посла нашего в Берлине Сабурова, который выводит из своих бесед с английским послом Одо Росселем довольно странные предположения о новой политике князя Бисмарка в отношении Франции. По предположениям Одо, Росселя и Сабурова, германский канцлер как будто желает изгладить следы Франко-прусской войны и оставшееся после нее взаимно-враждебное отношение. Эти предположения подробно развиты в секретной депеше Сабурова от 10/22 июля, № 169 и в частном письме его к Гирсу от того же числа.

Между тем дела англичан в Афганистане снова запутываются. Получено известие о полном истреблении одного английского отряда, выступившего из Кандагара под началом генерала Барроу навстречу афганским толпам, приведенным Эюб-ханом из Герата. Поражение это заставит Англию послать в Афганистан новые подкрепления, чтобы отомстить афганцам и поддержать prestige британской силы. Таким образом, в то время, когда войска английские начали уже очищать Кабул, когда наследие Дост-Мухаммеда и Шир-Али-хана, по-видимому, утверждалось за Абдурахман-ханом, война вспыхивает вновь и судьба Афганистана становится опять вопросом.

22 июля. Вторник. Вчера ездил я в Смольный (так называемый Собор всех учебных заведений) по случаю панихиды по усопшей императрице. Церковная служба совершалась с особенной торжественностью; здание великолепное, хотя стиль внутренней отделки не соответствует внешней архитектуре.

Сегодня по случаю Царского дня остался я после своего доклада к завтраку, а потом должен был вторично прийти в кабинет государев к докладу Гирса. Пока мы вдвоем ждали в приемной комнате, государь позвал к себе великого князя Николая Николаевича и оставался с ним вдвоем с полчаса. Я догадался, что поводом к этому tête-a-tête была неприличная статья, появившаяся недавно в издании «La nouvelle revue», о которой, кажется, я уже упоминал прежде в своем дневнике. При последнем докладе я представил государю для предварительного просмотра составленную генералом Обручевым ответную статью, в которой мастерски опровергнуты все неприличные выходки хвастливого панегирика великому князю Николаю Николаевичу.

Сегодня государь сказал мне, что прочел статью Обручева, одобрил ее и передал для прочтения графу Лорис-Меликову; но прибавил, что намерен еще лично поговорить с Николаем Николаевичем. Впоследствии я узнал, что разговор был очень крупный, что, впрочем, я мог и сам заметить, застав еще конец этого разговора, когда вместе с Гирсом вошел в государев кабинет. Как государь, так и великий князь были разгорячены; последний поспешил выйти. Граф Лорис-Меликов рассказал мне, что получил от наследника цесаревича письмо, выражающее крайнее негодование по поводу статьи французского журнала. [Наследник, который обыкновенно не церемонится в выражениях, так выразился о своем дяде: «Если бы я не знал, что он такой дурак, то назвал бы его подлецом».]

На днях приехал наконец новый посол китайский, «маркиз» Цзен[89]. Гирс представил государю копию и перевод привезенного им письма богдыхана к русскому императору. Письмо это написано в умеренном и дружелюбном тоне, но в нем прямо высказывается невозможность утверждения Ливадийского трактата. Гирс испросил у государя разрешение выслушать Цзена, но объявить ему, что настоящие переговоры должны быть ведены в Пекине. Я просил только вести дело так, чтобы не слишком долго оставаться нам в выжидательном положении, которое может истощить нас даже прежде начатия войны.

26 июля. Суббота. В среду вечером я переехал на два дня в Красное Село. В четверг, 24-го числа, был общий смотр войскам Красносельского лагеря в присутствии иностранных послов и великих княгинь. В пятницу, 25-го, утром и вечером – учения военно-учебным заведениям и учебным частям войск, а сегодня утром – боевая стрельба артиллерии. Всё прошло весьма удачно. Дни были жаркие и потому утомительные. В четверг вечером ездил я в лагерь навестить училища и осмотреть вновь выстроенные бараки. В свободные минуты заходил к своей дочери Гершельман и радовался, видя маленькое домашнее хозяйство счастливых молодых.

Великий князь Николай Николаевич дуется на меня; как догадываюсь, за полученную от государя головомойку. Вероятно, он приписывает неудовольствие государя моему наущению. Во все три дня беспрестанно сталкиваясь со мною лицом к лицу, он не здоровался и показывал вид, что не замечает меня.

Политикой во все эти дни вовсе не занимались; Гирса я не видел. Хотя сегодня государь ожидал его в Красное Село, однако же по какому-то недоразумению он не приехал.

29 июля. Вторник. Вчера утром отправился в Красное Село и присутствовал на двухстороннем маневре, а потом был приглашен к обеду у великого князя Владимира Александровича. Сегодня утром был на учении всей кавалерии, а потом имел доклад у государя, сначала один, а затем вместе с Гирсом. План предстоящих больших маневров значительно сокращен: начнутся только 4 августа, а кончатся 8-го.