Дневник. 1873–1882. Том 2 - [115]

27 июня. Пятница. Вчера после доклада я остался в Царском Селе к обеду. Опять стол был накрыт на террасе между дворцом и Камероновской галереей. Приглашены были княгиня Барятинская с дочерью, Грейг и граф Адлерберг.

Сегодня ездил в Красное Село, потому что ровно в полдень прибыл государь из Царского Села. После лагерного развода в Преображенском полку был объезд всего лагеря; затем я завтракал у государя, заехал к дочери моей Гершельман и возвратился к обеду в Петербург. Погода жаркая; порядочно устал.

28 июня. Суббота. После доклада в Царском Селе ездил я в Павловск, где было назначено, под председательством великого князя Константина Николаевича, совещание о том, какая инструкция должна быть дана генерал-адъютанту Лесовскому, начальнику русской эскадры в Тихом океане. В совещании приняли участие, кроме меня, Гирс, Бютцов, Лесовский и вновь назначенный управляющим Морским министерством адмирал Пещуров. На обсуждение предложен был вопрос: какой образ действий может быть допустим для нашей эскадры в случае разрыва с Китаем против китайских берегов и портов – при условии нанесения наименьшего ущерба европейским интересам в тех морях? Исходным пунктом служило заявление Гирса о разговоре, который он уже имел по этому предмету с лордом Дефферином. Прочитано было мнение нашего специалиста по международному праву Мартенса. Вопрос настолько выяснился, что не оказалось разномыслия и положено составить записку совместными силами министерств иностранных дел и морского.

По последним сведениям, полученным из Китая, можно полагать, что настроение тамошнего правительства становится менее воинственным. Есть известия, будто бы Чун Хоу, приговоренный к смертной казни, помилован, как бы в угоду России[87]. Кояндер[88] пишет от первых чисел мая, что английский посланник применяет все старания, чтобы отклонить китайцев от войны, и для того запугивает их. Можно надеяться, что когда китайцы увидят развитие наших сил на море и на сухом пути, воинственный их пыл несколько укротится. Тем не менее принимаемые нами меры должны приводиться в исполнение энергично.

В Константинополе положение дел не обещает ничего хорошего. Порта хитрит и, видя в первый раз единодушное действие Европы, выразившееся в коллективной ноте, пытается теперь задабривать и Россию, и Англию, чтобы войти в отдельные с ними договоры и расстроить единство европейской политики. Султану пришла еще более странная мысль: не решаясь казнить убийцу подполковника Куммерау и получив несколько уже отказов от русского императора на просьбу о помиловании преступника, султан вздумал теперь просить, чтобы этого фанатика отправить в Россию и там снова подвергнуть врачебной экспертизе. Само собой разумеется, что предложение это отвергнуто.

В последние дни прочел я статью, помещенную в двух книжках французского ежемесячного издания «La nouvelle revue» под заглавием «La guerre russo-turque». Статья эта возбуждает много толков своим тенденциозным содержанием: это панегирик великому князю Николаю Николаевичу, написанный как будто под его диктовку. Чтобы выставить его великим полководцем, вся вина неудач в последнюю войну сваливается на государя, Военное министерство, князя Горчакова. Приводятся такие подробности, которые не могли быть никому известны иначе, как из рассказов самого великого князя, например – разговоры его с государем. Но все эти факты извращены и [тенденциозно] перетолкованы. Я нашел статью до такой степени возмутительной, что намерен, если только буду иметь небольшой досуг, набросать кое-какие материалы для составления опровержения.

1 июля. Вторник. Вчера в Петропавловском соборе была панихида по случаю сорокового дня после кончины императрицы, а сегодня в Красном Селе праздновалось 50-летие со времени зачисления государя в Кавалергардский полк. Наличные и прежние кавалергарды поднесли государю серебряную статуэтку императрицы Александры Федоровны. Блестящий праздник будет стоить немало и, вероятно, для многих из офицеров окажется не по карману. Я не мог воздержаться от выражения перед великим князем Николаем Николаевичем сожаления о том, что в гвардии так пренебрегают не раз повторенными приказами по военному ведомству о воспрещении всяких подписок и складчин между офицерами. Но замечания эти ни к чему не ведут; мне всегда отвечают одно: да, это правда, но ведь государь любит это.

8 июля. Вторник. Сегодня после доклада остался в Царском Селе по случаю приглашения к обеду. За столом были великий князь Алексей Александрович (только что возвратившийся из поездки в Лондон и Штутгарт), граф Лорис-Меликов, Гирс и я. Прочие наличные члены царской семьи (великие князья Сергей и Павел и герцогиня Эдинбургская) заключены в карантин по случаю кори; но дети герцогини всё время бегали и играли вокруг обеденного стола. Главным предметом разговора было прискорбное известие об убийстве вблизи от Филиппополя госпожи Скобелевой, матери нашего героя. Прискорбно в особенности, что убийцами оказываются, как пишут, черногорцы под предводительством русского офицера подпоручика Узатиса, который прежде служил в саперах, отличался храбростью в последнюю кампанию, был под особенным покровительством генерала Скобелева и награжден орденом Святого Георгия. По окончании войны он поступил на службу в Восточной Румелии в звании инженер-капитана. Когда убийцы были схвачены, Узатис тут же застрелился. Непонятно, что побудило русского офицера к такому гнусному преступлению. Надобно выждать результата расследования.