Дневник. 1873–1882. Том 2 - [118]

8 августа. Пятница. С вечера воскресенья до сего вечера я оставался на маневрах в Ропше и окрестностях ее. Маневры были весьма утомительные, при чрезмерно жаркой погоде; каждый день, выезжая в поле в 7 часу утра, возвращались в Ропшу только в 7 часу вечера, голодные и обожженные солнцем. Ежедневное повторение таких истязаний оказалось мне не по силам. После первого дня маневров я должен был оставаться в Ропше, но сегодня опять был на коне и к вечеру возвратился в Петербург.

Праздник Преображенского полка и гвардейской артиллерии справили 6 августа обычным порядком в Ропше. Великий князь Николай Николаевич не присутствовал на маневрах по болезни. Никто не мог сказать мне, действительная ли это болезнь или только предлог – bouderie[90]. В последние дни маневров присутствовали иностранные послы – германский, австрийский, английский и французский.

В продолжение истекшей недели не было ничего нового в политике. Гирс приезжал в Ропшу с докладом, но не привез ничего важного. Продолжаются сношения по телеграфу относительно предположенных коллективных ответов Порте по делам черногорскому и греческому, а также о снаряжении союзной эскадры.

9 августа. Суббота. Сегодня ездил обычным порядком в Царское Село. После своего доклада присутствовал при докладе Гирса. Дела с Китаем принимают, по-видимому, мирный оборот: получена телеграмма от Кояндера, что китайское правительство под впечатлением первых известий от нового посла Цзена решилось удовлетворить давнишние наши претензии к Китаю и, в знак своего дружественного расположения, помиловало несчастного Чун Хоу, который выпущен из тюрьмы. Такой поворот в китайской политике приписывают нашим военным приготовлениям и внушениям послов германского и английского в Пекине. Завтра назначена аудиенция у государя в Царском Селе как китайскому послу Цзену, так и новому японскому. После этой аудиенции предполагается потребовать от китайского посла категорических заявлений о причинах неутверждения Ливадийского договора, а затем будет совещание у меня относительно дальнейшего направления дела.

По восточному вопросу согласие между большими державами поддерживается с большим трудом. Наибольшие затруднения всегда являются со стороны Австрии, а иногда и Франции. Во время маневров я имел с послами разговоры, не лишенные интереса. Лорд Дефферин высказывал сожаление, что Франция в восточном вопросе идет вспять, всё из своего болезненного страха перед Германией. Ни Франция, ни Германия не приняли на себя редактирование коллективного ответа Порте по греческому делу.

Ныне Англия предложила на обсуждение прочих кабинетов проект инструкции адмиралам, командующим судами союзной эскадры. С нашей стороны решено дать отзыв одобрительный и обещано снабдить русского адмирала соответственною инструкцией. Австрия же и тут тормозит дело какими-то оговорками, так что предположенная морская демонстрация не может быть начата немедленно по истечении данного Порте трехнедельного срока. Срок этот истекает 12/24 августа, то есть послезавтра; а между тем еще идет переписка о редакции инструкции и о сборном пункте эскадры.

Сегодня вечером уезжает отсюда герцогиня Эдинбургская (великая княгиня Мария Александровна) в сопровождении брата, Сергея Александровича. Они едут в Кобург, где ожидает их герцог Альфред Эдинбургский. Я заходил проститься и с великой княгиней, и с великим князем.

Перед отъездом из Царского Села в Петербург зашел к графу Лорис-Меликову, чтобы поинтересоваться о состоянии его ноги вследствие случившегося с ним ровно неделю тому назад падения при спуске с лестницы. Он встретил меня уже на ногах, и между нами завязался разговор о предстоящей поездке нашей с государем в Ливадию. Как-то случайно мы напали на предмет крайне щекотливый – на семейные отношения государя. Лорис-Меликов под большим секретом объявил мне, что давно уже ходившие в городе слухи о браке государя с княжной Долгорукой осуществились. Брак этот совершился 6 июля; свидетелями были генерал-адъютанты граф Адлерберг, граф Баранов и Рылеев.

Лорис-Меликов начал было рассказывать, как государь объявил ему об этом тайном браке и познакомил с новою своею супругой, наименованной княгиней Юрьевской. Но, к сожалению, я должен был прервать этот рассказ в самом начале, чтобы не опоздать на поезд. Теперь важно знать, на какую ногу будет поставлена новая государева семья – и в отношении императорской семьи, и в отношении окружающих государя, и в отношении публики. Вопрос этот будет иметь большое влияние на положение нашего общества в Ливадии, и, признаюсь, я начинаю страшиться ожидающей меня там обстановки, особенно если окончательно решено будет, что моя семья не поедет в Крым из-за болезни дочери Ольги, которая уже давно страдает болью в коленке.

12 августа. Вторник. В воскресенье, 10-го числа, государь принимал в Царском Селе обоих новых послов – китайского и японского, а вчера Гирс имел с китайцем первое объяснение. Из первых заявлений Цзена видно, что главный пункт Ливадийского договора, против которого возбуждено неудовольствие пекинского правительства, есть оставление за Россией некоторых частей Илийской области. Надобно полагать, что китайцы придают особенное значение долине Текеса и понимают стратегическое значение Музартского прохода. Прочие замечания Цзена на некоторые статьи договора не представляют для нас особенной важности и могут быть легко улажены.