Дмитрий Донской - [29]

Для похода были собраны воедино все боевые силы Московского княжества. Рогожский летописец, на страницах которого сплетаются различные летописные традиции, сообщает об этом походе с пафосом, обличающим московского патриота.

«Тое же зимы (1362/63 года. — Н. Б.) князь великии Дмитреи Иванович (в возрасте двенадцати лет. — Н. Б.) съ своею братиею съ князем съ Ываном Ивановичем (в возрасте „дитя“. — Н. Б.) и съ князем Володимером Андреевичем (в возрасте девяти лет. — Н. Б.) и со всеми боляры и собрав воя многы своея отчины и иде ратию кь Переяславлю, князь же Дмитреи Костянтинович Суждальскыи не стерпе пришествиа его и убояся нахожениа его, паче ратнаго духа, сдрогнуся и, уразумев свое неизволение, сбеже съ Переяславля въ Володимерь и пакы бежа из Володимеря в свои град Суждаль, в свою отчину. Князь же великии Дмитреи Иванович, прогнав его съ Переяславля и сам седе в Переяславли съ своею братьею и з боляры и съ своею дружиною» (43, 72).

Очевидно, что этот «поход детей» был проведен боярами, за спиной которых стоял митрополит Алексей. Вся московская боярская корпорация объединилась и выступила в поход во имя возвращения Переяславля.

В древнем Спасо-Преображенском соборе, выстроенном из белого камня Юрием Долгоруким, князь-отрок Дмитрий принял присягу на верность от жителей Переяславля Залесского. Кажется, это была первая в его жизни крупная победа. Почтительно склонив головы, вокруг трона двенадцатилетнего великого князя стояли кузнецы этой бескровной победы — московские бояре…

Со школьной скамьи слово «бояре» вызывает у нас какой-то кисловатый привкус. Боярин — это враг прогресса, тугодум и скопидом. Его лицо наполовину скрывает длинная борода. В июльскую жару он носит нелепую шубу с длинными рукавами и меховую шапку в форме ведра. Собравшись в количестве семи, бояре образуют «семибоярщину» — правительство национальной измены. Петр сначала обрезал боярам бороды, а потом вообще ликвидировал их как класс…

Бедные, бедные бояре… Как не повезло вам в лотерее истории! А между тем вы заслужили гораздо лучшую память. И вместо того, чтобы на каждой площади ставить памятники государям, не лучше ли хотя бы на одной площади поставить памятник тем, кто служил надежным пьедесталом для этих государей?

Итак, бояре Дмитрия Донского. Те, кого он будет так искренне благодарить в свой смертный час и так горячо просить позаботиться о будущем династии…

Это была мощная когорта, вознесшая князя Дмитрия к победам и бессмертию. Отцы-основатели Московского государства… Историки давно присматриваются к этим людям. Но что можно сказать о тех, от кого — если не считать их общего великого дела — не осталось ничего, кроме тяжелых, как валуны, имен? Почти все они были эмигрантами, перебравшимися в Москву из других земель, спасаясь от безнарядья и нападений чужеземцев. Каждый знал себе цену и требовал за службу достойного вознаграждения. Каждый готов был сложить голову на поле ратной славы.

«Это небольшое количество родов, едва достигающее двух десятков, образует очень сплоченный круг лиц, связанных с князьями и между собой узами родства и свойства, — писал историк С. Б. Веселовский. — Даже отрывочные сведения, дошедшие до нас, дают очень выразительную картину. Микула Васильевич Вельяминов и вел. кн. Дмитрий были свояками, т. к. были женаты на родных сестрах, дочерях суздальского князя Дмитрия Константиновича. Дочь Микулы выходит замуж за Ивана Дмитриевича Всеволожа. Кн. Петр Дмитриевич Дмитровский, сын Дмитрия Донского, женится на дочери Полиевкта Васильевича Вельяминова. Федор Андреевич Кошка выдает свою дочь за кн. Федора Михайловича Микулинского. Иван Федорович Собака Фоминский был сыном несчастной кн. Евпраксии Смолянки, разведенной жены вел. кн. Семена Гордого. Брат Свибла Иван Андреевич Хромой, Александр Андреевич Белеут, Семен Мелик и Иван Толбуга, двоюродный брат боярина Ивана Собаки, — все были женаты на родных сестрах, дочерях боярина Д. А. Монастырева. У третьего сына Ивана Мороза, Дмитрия, одна дочь — замужем за Иваном Семеновичем Меликовым, а другая — за Юрием Степановичем Бяконтовым, митрополичьим боярином, племянником известного боярина Данилы Феофановича. Дочери боярина Константина Дмитриевича Шеи Зернова были замужем: одна — за Федором Кутузом, другая — за кн. Александром Федоровичем Ростовским.

Представители этих родов при дворе вел. кн. Дмитрия все были наперечет, все на виду. В такой среде сложился, как средство самозащиты от инородцев и пришельцев, как принцип внутренней дисциплины и порядка обычай местнических родовых счетов, который одинаково связывал как великого князя, так и его слуг. Если соотношение родов между собой и положение того или иного лица в роде связывали в известной мере князя и давали право каждому лицу претендовать на соответствующее его происхождению место, то, с другой стороны, они обязывали каждого родича отстаивать свое положение и честь рода, т. к. даже если бы он не желал этого по тем или иным причинам, его заставили бы это делать остальные родичи.

Позже, с наплывом новых родов, в зависимости от роста государства, с разветвлением размножившихся родичей старых родов, с усложнением всех отношений вообще этот строй начинает расшатываться. Непоправимо тяжелые удары наносит ему самодержавная политика вел. кн. Ивана III и в особенности царя Ивана. В XVII в. местнические счеты — уже уродливый анахронизм, благодарная, но едва ли разумная пища для презрительных насмешек Котошихиных и историков, которые описывают местничество „по Котошихину“.