Длительное убийство лорда Финдли - [5]

7 июня лейтенант Пайк проснулся в семь, вышел проведать вахту, увидел, что все хорошо, и вернулся к себе поспать еще малость. Доктор Пенн открыл глаза в девять, произнес «какая гадость», обнял подушку и прильнул к ней лицом. Капитан Литтл-Майджес вышел на бак в одиннадцать утра и вздрогнул, увидев там лорда Финдли. Тот сосредоточенно смотрел в пол и водил по нему тростью. Капитан Литтл-Майджес приветствовал его с неискренней улыбкой. Лорд Финдли поднял на него глаза и не улыбнулся в ответ.

– Отличное утро, капитан, – отозвался он, – отличное от других, я имею в виду. Не могли бы вы объяснить нечто удивительное, что я сейчас наблюдаю?

– С удовольствием, – сказал Литтл-Майджес кисло.

– Удивительное дело, – начал лорд Финдли. – Вчера тень от фока в этот ранний час стояла здесь.

Он громко стукнул в доски палубы тростью.

– Уверен, так оно и было, – согласился с ним Литтл-Майджес.

– И позавчера она в этот час стояла здесь. – Лорд Финдли вторично ударил тростью в доски. Каждый раз от звука удара капитан Литттл-Майджес моргал.

– И третьего дня! – повысил голос лорд Финдли. – И третьего дня тоже! А сегодня я вижу тень от фока вот где! – и он в третий раз грохнул тростью прямо в потолок каюты доктора Пенна. Тот проснулся, поднял голову, посмотрел в мутное окно, поморщился и снова упал.

– Вы очень наблюдательны, – мрачно отозвался Литтл-Майджес. – Видит бог, я не хотел говорить вам этого, чтобы не пугать – и вы, пожалуйста, услышав от меня то, что я вам сейчас скажу, не распространяйтесь об этом. Вот эта самая вещь, которую я вам скажу сейчас, ее… ее нельзя говорить никому, особенно младшим чинам и матросам, иначе не миновать паники.

– Я вас слушаю, – сдерживаясь, ответил лорд Финдли. Он встал напротив капитана, сложив руки на набалдашнике трости, и Литтл-Майджес почувствовал себя на голову ниже и вдвое стройнее, чем был. Перед этим человеком ни его офицерская власть, ни физическая сила ничего не значили; последнее, что оставалось с ним в эту минуту – отточенное годами мастерство в деле валяния дурака.

– Воды, по которым мы сейчас идем, милорд, называют тихими мертвыми водами, – начал капитан. – Здесь многое отлично от того, что мы привыкли видеть где-нибудь у берегов Портсмута или даже Дувра, хоть и там бывает солоно. Солнце и остальные небесные ориентиры здесь кажутся будто бы сместившимися на три румба противусолонь, но это не более чем иллюзия. Через несколько дней, если все будет благополучно, мы покинем это место, и…

Финдли не дал ему договорить.

– Ты поворачиваешь, сукин сын! – закричал он, не смущаясь ни дальним присутствием матросов, ни капитанского палаша. – Но я не дам тебе этого сделать! Ты сейчас сделал маневр на север, но у тебя ни черта не выйдет! Разворачивай посудину от Гренландии, неудачник, и держи курс, как было уговорено, на Флориду!

– … И по ночам море здесь может светиться… – закончил Литтл-Майджес упавшим голосом.

Вечером того же дня за много миль от потерянной в океане между правдой и небылью «Памятью герцога Мальборо», в Лондоне лорд Мередитт делал для спасения Финдли то, что считал нужным. Намереваясь расставить свои сети в кофейне «У Уилла», он переоделся, отскоблил жидкие баки со щек и бесцветные усики из углов рта, надел кирпично-рыжий львиный парик, перед выходом вылил себе за шиворот половину полпинтового флакона спиртового настоя бергамота, лимона и розмарина и допил остаток, – место требовало поддерживать блестящий образ, к которому привыкли в обществе. Блестящий – по мнению самого Мередитта. О том, каким обществу привычно видеть его, сэр Юэн также судил, опираясь в первую очередь на собственную самоуверенность.

Держатель кофейни «У Уилла», зовущийся, однако, Сэм, действительно помнил «некоего М.», к которому Финдли обратился после покушения. История чудесного спасения дельца от рук убийц так поразила горожан, что на следующий день во всех кофейнях города до рассвета заказывали чашку за чашкой, и все не могли наговориться. Мередитт полагал, что в обществе многие оценили по достоинству его острый ум. Между тем, будучи одним из самых толстых мулов в повозке общественного мнения, Сэм в последнюю очередь хотел оценивать чей-либо ум. Он ценил «некоего М.» за другое. Сэм чувствовал себя тем лучше, чем больше в его заведении выпивали кругалями мимо мыса Доброй Надежды вывезенного из Ост-Индских портов кофе и выкуривали табака, как дорогого, так и дешевого. В отсутствие горячих новостей общество мог удержать подольше только хороший скандал, а М., как сообщили Сэму, был невыносимый скандалист.

В начале пятого Мередитт переступил порог кофейни и прошел от двери через середину в дальний угол. Он медленно переставлял ноги в туфлях с массивными пряжками и отмечал каждый шаг ударом трости в пол, пристально оглядывал из-под махров парика каждого, напрягал слух, но никому не кивал и не улыбался. У входа обсуждали «Королеву роз»; сэр Юэн всегда считал, что любители поговорить о таких вещах – большие притворщики. У дальней стены грустный толстый человек курил двадцатидюймовую трубку с клеймом в виде короны и молчал, рядом с ним никто не садился. Двое, видимо, знакомых между собой джентльменов сидели друг напротив друга с полупустыми чашками и молча читали «Лондонскую газету». «И находятся же охотники добровольно засорять себе голову», – проговорил вполголоса Мередитт, проходя мимо. Читатели проигнорировали его.