Длинные уши в траве. История косули Рыжки - [22]

— Если вы там сию же минуту не угомонитесь, я вас как следует вздую.

Мы, конечно, притихли, и я вспомнила тот вечер, когда мы играли в «Дружище, улыбнись». Тот, кто проигрывал, должен был обойти дачу с фонарем и повторять при этом: «Привет, духи, я не умею играть». Я проиграла дважды и спокойно все сделала, потому что знаю: никаких духов нет. Когда же пришла очередь Ивчи, которая сама эту игру и затеяла, она взяла фонарь, подошла с ним только к дверям — и ни с места. Она струсила и ничего не сделала, а когда я сказала маме, что это не по правилам, мама ответила, что Ивча еще маленькая и что вообще нечего выдумывать такие глупости.

Но ведь эту глупость выдумала Ивча, только об этом все уже забыли. Она надеялась, что ей повезет и она выиграет, и заранее радовалась, что увидит, как я хожу с фонарем вокруг дачи.

Больше всего разных духов обретается вокруг бабушки. Одни дергают ручку веранды, другие ломятся к бабушке через курятник и шумят. Наша бабушка водит дружбу с духами, ей можно сто раз говорить, что в курятнике живут мыши и землеройки, у нее на этот счет свое мнение, и никто ее не переубедит.

Утром бабушка спросила, что за крик был ночью, а когда мы рассказали, она начала нашего Ивоушека жалеть, гладить по голове и сразу же натерла ему полную тарелку моркови с яблоком — уж если есть в нашем доме у кого-нибудь блат, так это у Ивчи, которая об этом знает и потому жуткая проныра. Она, конечно, делала вид, что морковь ей очень нравится, и набивала ею живот, хотя я-то хорошо знала, что она с удовольствием запулила бы ее вместе с тарелкой в воду. Права мама, когда говорит, что наш Ивоушек большой комедиант.

4

МЫ УЧИМ РЫЖКУ ХОДИТЬ, А У ДЯДЮШКИ С САМОГО УТРА ИСПОРЧЕНО НАСТРОЕНИЕ. Получилось это вроде бы само собой, хотя все было совершенно нормально, как каждое утро. Бабушка кружила вокруг своей дачки с чашкой кофе, изучая, где что выросло и что бы такое намазать олифой или хотя бы покрыть лаком в лодке. Мы сидели за столом и завтракали, а Рыжка была в папоротниковом закутке и поводила ушами. Я наблюдала за воробышками, которые к нам прилетели и теперь, порхая по яблоням, оглядывали каждый листочек, почирикивали и, что ни минута, извлекали откуда-то зеленую гусеницу. Вообще это особые воробьи, совсем другие, чем в городе, дядюшка называет их полевками. Они красиво окрашены и такие чистенькие, словно их кто-то вымыл с мылом. И даже особенно не дерутся и с трясогузками ладят, у которых гнездо на другой стороне крыши. Они знают, что места им всем хватит, и поэтому каждый строит свое гнездо.

Дядюшка что-то искал в курятнике, потому что уже позавтракал. Он чем-то громыхал, а потом я заметила, как он взял с веранды одну из своих брызгалок, которых у него целый склад, и снова вернулся в курятник, а когда шел и был только в трусах, у него ужасно трясся живот, который он называет мускулами. Потом мы все вдруг увидели, как он выбежал из курятника и, махая как сумасшедший руками, понесся к дороге. Там он швырнул аэрозоль на луговину, а мы все застыли в ужасе: за дядюшкой летел целый осиный рой. Дядюшка, должно быть, хотел убежать от ос в лес, но, когда очутился на дороге, вдруг круто повернул, что есть силы шлепнул себя по заду, куда, наверное, вонзилось жало, помчался вдоль живой изгороди к реке и без единого слова бултыхнулся с мостика в воду — даже вздыбилась большая волна, словно пошел ко дну корабль. Осы тоже круто повернули над самой водой, немного покружили, а потом, устрашающе жужжа, возвратились к курятнику. Дядюшка вынырнул на другом берегу, под ольхами. Он пыхтел, плавал столбиком, одной рукой ухитряясь вытирать лысину. Все, что случилось, было как гром среди ясного неба, а главное, этот прыжок в воду и это плавание по дну, потому что дядюшка влезал в воду всегда с большой опаской и долго осваивался в ней. Дядюшка отломил ольховую ветку и поплыл назад. Было смешно, что он не говорил ни слова, только ужасно сопел и отплевывал воду. Я пошла, подняла аэрозоль, что он кинул. Это был биолит «Л», из-за которого, собственно, дядюшка и бросился в бегство, потому что, как он нам объяснил, увидел в курятнике осиное гнездо и решил побрызгать на ос.

У мостика дядюшка увяз в тине и с минуту никак не мог выбраться из воды. Но за все время не сказал ни слова. Тут уж на дядюшку напустилась бабушка: кричала, что он разрушитель и мастер-ломастер, и давала ему еще другие такие же прозвища. Но дядюшка из-за этого плавания был очень расстроен, ноги у него тряслись и почернели от ила.

Папка сказал:

— Я просто удивляюсь, Лойза, ну что тебе дались эти насекомые? В конце концов, это же абсолютно миролюбивые осы, но уж коль ты нападаешь на них со своим биолитом, то совершенно естественно, что они бросаются на тебя решительно и беспощадно.

Дядюшка махнул рукой и пошел к колодцу накачать воды себе на ноги. А потом крикнул бабушке таким печальным голосом:

— Как ты думаешь, чем лучше натереться: альпой или уксусом?

Он тер свой зад, куда впилось жало, и даже начал прихрамывать, чтобы всем показать, как ему солоно пришлось.

Папка сказал, что шесть шершней способны забодать лошадь — это научно доказано. Только теперь дядюшка заговорил с нами и объяснил, что, когда решил выгнать ос из курятника, он действовал в наших общих интересах, а главное, ради бабушки. Он, конечно, хотел бы посмотреть, как дает стрекача папка, но каждому, мол, свой черед.