Длинные тени советского прошлого - [26]
Когда Ельцин принял на себя руководство страной, она была не только на пороге экономического и политического хаоса — идеологически она также была в руинах. Бывшая некогда руководящей и направляющей силой советского общества коммунистическая партия была жестко смещена со своих позиций тремя президентскими указами (Указом № 79 «О приостановлении деятельности Коммунистической партии РСФСР» от 23 августа 1991 года, Указом № 90 «Об имуществе КПСС и Коммунистической партии РСФСР» и Указом № 169 «О деятельности КПСС и Коммунистической партии РСФСР» от6 ноября 1991 года). Очень быстро до предела политизированный вопрос о конституционности этих указов, равно как самой КПСС и Коммунистической партии РСФСР, оказался на рассмотрении Конституционного Суда, несмотря на то, что п. 3 ст. 1 Закона РСФСР «О Конституционном Суде» 1991 года устанавливал прямой запрет на рассмотрение российским органом конституционной юстиции политических вопросов[45]. Для того, чтобы этот запрет обойти, в апреле 1992 года в действовавшую тогда Конституцию РСФСР внесли поправки, в результате чего в ней появилась статья 165.1, устанавливавшая, в частности, право Конституционного Суда разрешать дела о конституционности политических партий и иных общественных объединений[46]. «Соломоново постановление» от 30 ноября 1992 года[47] стало первым из образчиков правовой казуистики российского КС и было ориентировано в первую очередь на предотвращение нового политического кризиса. По ключевому вопросу о конституционности КПСС и КП РСФСР суд высказался следующим образом: «В связи с тем, что в августе — сентябре 1991 года КПСС фактически распалась и утратила статус общесоюзной организации, что роспуск руководящих организационных структур КПСС и КП РСФСР как ее составной части признан настоящим Постановлением соответствующим Конституции Российской Федерации и что КП РСФСР организационно не оформлена в качестве самостоятельной политической партии, руководствуясь статьей 165.1 Конституции Российской Федерации, частью пятой статьи 44, частями первой и второй статьи 62 Закона о Конституционном Суде Российской Федерации, производство по ходатайству о проверке конституционности КПСС и КП РСФСР прекратить»[48]. Д. Барри и Ю.В. Феофанов отмечают в своей книге, что такого поворота сюжета и такого решения не ожидал никто[49]. Но Конституционный Суд сделал именно то, чего от него ждали: на политический запрос дал политический ответ. Об этом в интервью сказал и судья КС Гадис Гаджиев, подчеркнувший, что «это решение во многом было продиктовано политическими резонами — оно не родилось только из юридической логики. Ощущение было таким, что если мы пойдем по радикальному пути и признаем преступными не только структуры КПСС, но и всю партию, то это вместе с членами их семей будет очень большая часть общества. И это вызовет серьезный раскол в обществе. Раскачивать лодку не хотелось, и надо было искать какое-то примиряющее решение. И тогда появилось решение: ядро, руководство партии виновно (не в уголовном смысле, а в смысле конституционного права), а на низовые ячейки и рядовых членов эти выводы распространять нельзя, об их неконституционной деятельности говорить нельзя»[50].
Но даже с учетом страстей, кипевших вокруг судьбы коммунистической партии, абсолютным приоритетом на повестке дня в 1991 году была экономика. Пять программ экономической реформы, подготовленные пятью рабочими группами, были изучены президентом, и выбор в итоге пал на программу Егора Гайдара и его коллег, вскоре обретших известность как «молодые реформаторы». Ответственность за обреченную на непопулярность болезненную экономическую реформу, в основе которой лежала либерализация цен, принял на себя президент страны. Прекрасно понимая, что шансы на утверждение Верховным Советом на пост главы правительства 35-летнего не имеющего политического прошлого Гайдара равны нулю, Ельцин сделал неожиданный ход. Получив от Верховного Совета в начале ноября чрезвычайные полномочия, Ельцин 6 ноября 1991 года возглавил правительство, назначив Гайдара вице-премьером и одновременно министром экономики и финансов. Этим символическим жестом президент продемонстрировал, что он несет ответственность за экономическую реформу[51], изначально казавшуюся обреченной на неудачу, но в итоге обеспечившую быстрый переход к рыночной экономике. Наибольшим успехом экономических реформ того периода считается приватизация. Такого мнения, в частности, придерживается А. Ослунд, по мнению которого «успех ваучерной приватизации в России превзошел самые смелые ожидания. Это была наиболее крупномасштабная приватизация в мире»[52].
Новый подход к экономике настоятельно требовал новой системы судов, способных разрешать экономические споры в изменившихся экономических условиях. Как отмечает М.А. Краснов, «действовавшие до того времени государственные и ведомственные арбитражи были административными органами, которые не столько разрешали экономические споры между предприятиями, сколько "укрепляли плановую государственную дисциплину". Суды общей юрисдикции не имели опыта рассмотрения экономических споров, и для обеспечения прав и интересов участников предпринимательской деятельности на базе системы государственного арбитража были созданы самостоятельные арбитражные суды»
