Длинные тени - [124]

Почти так же, только не в Линце, а в Сан-Паулу, повел себя тридцать лет спустя Густав Вагнер.

ФРАУ ТЕРЕЗА

Берек и Гросс направляются к дому Терезы Штангль.

Врач всегда готов прийти на помощь людям, но Бернарду Шлезингеру и во сне не могло присниться, что в его помощи будет нуждаться жена Франца Штангля и любовница Густава Вагнера. Терезу, говорят, не так просто обескуражить. Только арест Вагнера на время выбил ее из колеи. Сто́ит ей прийти в себя, и она поймет, что доктор Шлезингер не тот, кто ей нужен. Если так произойдет, ему не придется ни перед кем оправдываться. Никому он не служит и никому не обязан. На его совести лишь один-единственный неоплатный долг перед отцом и матерью, братом и сестрами, перед Риной и миллионами погибших. И этот долг он на себя возложил сам, по велению совести.

Берек шагает по одному из самых фешенебельных районов Сан-Паулу — по Бруклину — и испытывает такое чувство, будто он направляется в замок Хартгейм на Дунае, где Штангль и Вагнер готовили профессиональных убийц для Освенцима, Треблинки, Собибора и других лагерей смерти. Живет Тереза Штангль не где-нибудь на окраине. Дорогу к ее дому он может найти и без помощи Гросса. Улицу Фрей Гаспар знает здесь каждый встречный, а дом номер 377 и самому легко обнаружить.

Особняк, во владение которым уже давно вступил Франц Штангль, не огорожен проволокой, не окружен каменной стеной, и сторожа у ворот не видать. Только небольшая никелированная цепочка запирает калитку изнутри. Неужели у него не конфисковали награбленное имущество? Вряд ли. Особняк мог быть записан на чужое имя, так же могли поступить с драгоценностями, отданными на хранение в опечатанные банковские сейфы. Можно было опасаться, что соседи станут коситься в их сторону, но в этом районе бедняки не проживают, и, если кто-либо из соседей и догадывается, как эти богатства нажиты, им до всего этого нет дела.

Фрау Тереза любезно поздоровалась с Гроссом, подала руку Шлезингеру. Береку хотелось закричать, но он сделал над собой усилие и пожал протянутую руку.

— Доктор Шлезингер, я о вас так много слышала, что мне кажется, будто мы с вами давно знакомы. Надеюсь, со временем мы станем добрыми друзьями. Пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Если угодно, можете посмотреть мою библиотеку, картины, хотите, сразу приступим к разговору.

— Если не возражаете, я сперва посмотрю картины.

— Пожалуйста. Для вас все двери открыты, а я тем временем побеседую с господином Гроссом. Это всегда доставляет мне удовольствие, но, к сожалению, он часто обо мне забывает.

Улыбка не сходила с ее уст, обнажая ровный ряд белых зубов. Говорила она без кокетства. Ей, должно быть, казалось, что своей манерой держаться весело и непринужденно удастся скрыть свои переживания.

Берек огляделся. Нет, это не обычный дом, а настоящий дворец. В огромном зеркале в прихожей он видит, как Тереза берет Гросса под руку. Движется она плавно, ступает легко. Красивой ее не назовешь, но она еще довольно привлекательна, аристократична, элегантна. Прическа — по последней моде. Видно, что умеет ловко скрывать свои изъяны и оттенять достоинства. У него еще будет время присмотреться к ней.

Берек заходит в зал, стены которого увешаны картинами: здесь и масло, и гуашь, и акварели, и офорты. Если бы его спросили, он сказал бы — настоящие сокровища. Ему хотелось увидеть ее портрет, нарисованный в его присутствии Макс ван Дамом с фотографии. Там, как ему помнится, она тоже улыбалась, но улыбка ее была совсем иной.

Берек ходит из одной комнаты в другую неторопливо. Внезапно его будто что-то подтолкнуло, и он возвращается в зал, который только что миновал, и подходит к круглому столику Его внимание привлекла фотография в незатейливой рамке, размером чуть больше почтовой открытки. Это был снимок с портрета молодой женщины в полный рост. Портрет этот кисти ван Дама, хоть и в уменьшенном виде, позволял заглянуть во внутренний мир этой женщины.

…Было это в Собиборе, в казино. Густав Вагнер принес фотографию молодой женщины, снятой в полный рост, и властно потребовал, чтобы художник сделал портрет этой женщины. Она, мол, ему дорога, и он должен иметь ее портрет. Это было днем, а вечером…

Воздух насыщен удушливым чадом обугленных человеческих тел и сосновой смолы. Между деревьями мерцают звезды. Кажется, до них рукой подать. Вот одна из звездочек в какое-то мгновение скользнула вниз и исчезла, и ван Дам, лежа на нарах рядом с Береком, проговорил:

— Тебе повезло, что ты попал к Куриэлу. Считай, что в рубашке родился.

Сказал и надолго замолчал. Надвинулась туча, и барак погрузился во тьму. Постепенно глаза свыклись с темнотой, и Берек услышал слова, произнесенные ван Дамом:

— О Собиборе тебе надо знать все. Все, что мне известно, ты должен запомнить. Ты останешься в живых. Говорю тебе это снова и снова.

И вот настал час…

Фрау Тереза зашла в зал, перехватила пристальный взгляд Берека и, поправляя складки портьеры на окне, пояснила:

— Красивой я получаюсь только на фотографиях. Пусть это вас не удивляет. Художнику я никогда не позировала.

— Знаю.

В его голосе прозвучала затаенная неприязнь. В эту минуту он ничуть не сожалел о том, что не сдержал своих чувств. Даже если после этого ему придется покинуть дом, не попрощавшись.