Диверсия Мухи - [8]

Второй год вожу вас, а понять не могу, – вздохнул незнакомец. (Угадала! – обрадовалась Маша). – Ладно, эти сопляки. Их свозят за границу поглядеть на преподобного, и они уже считают, что жизнь удалась. Но ты же самостоятельный парень! Машину мне починил, а в сервисе говорили, что двигатель надо менять. Не надоело тебе вкалывать за бесплатно? Давно бы расплевался с ними…

Это моя семья! – звенящим голосом перебил Ганс. – Петрович, у тебя отец был?

– Почему был? Он и сейчас жив-здоров.

А у меня были дяди Пети с дядями Володями. Какой год с матерью проживет, какой два.

Один меня порол, гад, ни за что. Выпьет и давай приставать: «Не любишь меня, шкет! По глазам вижу, не любишь»… Другой конфетки дарил, опять же спьяну, чтобы мать не ругалась. А в общем, плевать на меня было всем.

Розовый свет фонарика за веками наконец-то уплыл, и Маша открыла глаза. Ганс, продолжая рассказывать, проверял, спят ли остальные пассажиры.

– Ив школе всем было плевать. Кто такой Ганцев? Не гитарист, не каратист, а так, ни рыба ни мясо. Неделю проболеешь – никто не позвонит. Я и обокрал киоск. Ходил, раздаривал жвачки, шоколадки, чтобы на меня обратили внимание. Обратили: в четырнадцать лет отправили в специнтернат. А в шестнадцать я по всему должен был попасть на зону. Меня как раз на дело позвали, в квартиру позвонить: мальчишке откроют, а потом уже взрослые ворвутся… Иду по улице, крутой и гордый, считаю часы. Три часа оставалось. И подходят ко мне парень с девушкой: «Как вы относитесь к верности в любви?» – «Хорошо, – говорю, – только я ни того ни другого не пробовал. Любовь – это как, на хлеб мажут или ложками едят?» А они говорят: «Хотите чаю?»… Три часа оставалось, – повторил Ганс. – Если бы не братья и сестры, то быть мне бандитом.

«А сейчас ты кто, цветок душистых прерий? – подумала Маша. – От грабителей перешел к убийцам».

Рассказ Ганса не произвел особенного впечатления на Петровича.

– Ну и молодцы, коли так, – равнодушно сказал он. – Только, Ганс, нельзя всю жизнь долги отдавать. Тебе помогли один раз, а ты им сколько? Работаешь, как папа Карло, а на штаны просишь у брата казначея. Хочешь, устрою тебя в автосервис? Накопишь деньжат, женишься, заживешь, как все…

Где, интересно? – хмыкнул Ганс. – Я квартиру братству подарил, сейчас там обитель.

А мать где живет?! – удивился Петрович.

Мать пока сидит. Она работала в столовой, украла какие-то макароны. Я и выписал ее… Петрович, это радостная жертва. Я же объяснил: здесь моя семья!

А мать для кого эти макароны тащила, не для тебя ли?

Нет, я как ушел в братство, так ее не видел. Четвертый год уже, – легко признался Ганс. – Я всем доволен, понимаешь?

Нагнись, сыночек, – мрачным голосом приказал Петрович.

Опять заскрипели блоки, и тяжелая рея с парусом пронеслась у Маши над головой. Яхта накренилась на другой борт. Маша почувствовала, что вместе со своей «пенкой» скользит по палубе. Шорох волн стал громче. Бум! Ее бедная головушка с сотрясенным мозгом уперлась макушкой в фальшборт, и скольжение прекратилось. Бум! Бум! Бум! – послышалось справа и слева. Какая гадость, разве можно складывать спящих людей на палубе, как дрова?! А если бы они посыпались за борт?!

Точно, яхта шла против ветра. (Вообще-то прямо против ветра не может плыть ни один парусник, поэтому в таких случаях идут галсами, меняя курс то вправо, то влево.) А ветер осенью на Черном море чаще всего северный, Борей, как говорили древние греки, а сейчас его называют «борой». Значит, не в Турцию идем и не на Кавказ: туда ветер был бы попутный. Украина, Молдавия, Румыния? Тоже вряд ли: ветер был бы в правый борт… Получается, что либо яхта идет уже по Азовскому морю, либо ветер не северный. Опять все неясно… Встать, что ли, пугнуть их пистолетом: «Поворачивайте к Сочи!»? Нет, поняла Маша, за всеми в темноте не уследишь. Этому Петровичу только переложить руль, и смахнет ее парусом в море. А где-то еще околачивается брат-1. Спит, наверное, в каюте.

«Надо было сразу стрелять, – подумала Маша. – Продырявить колесо, загнать их в машину и держать, пока милиция не приедет».

Да, такого случая, как на дороге, может уже не представиться. Тогда у нее была ясность: противников двое, патрона в обойме три. А теперь?

Маша не могла знать, что ждет впереди, но кое о чем догадывалась, и догадки были мрачные. Самое-то дрянное, что везут ее не одну. Вон их сколько сопит рядом. Как там было сказано в «Фольксвагене»? «Порядок для всех один, сестра». Вряд ли это касается только таблеток. Ведь не для того же всю компанию взяли на борт, чтобы прокатить. Скорее они, как Маша, везут по чемодану с грузом.

И что у нас получается? Курьеров, считая Машу, не меньше восьми. Ганс, Петрович и брат-1 – еще трое. Всего, значит, больше десяти человек плывут из пункта А (из Адлера?) в некий пункт Б. Кто как, а Маша, например, с утра не ела. Накормить их в пункте Б кто-то должен? Охрана для секретных чемоданов нужна? А причал для яхты? А человек на причале? Наконец, босс, которому везут чемоданы, тоже там, ждет не дождется.

Врагов набиралось уже с два десятка; таинственный пункт Б обрастал жилыми помещениями, автомобилями и гаражами. Все четче в голове у Маши вырисовывалось несокрушимое, как будто сложенное из булыжников, слово БАЗА.