Дивергент - [21]

— Да кого волнует красота? Я собираюсь сделать тебя заметной.

Я открываю глаза и впервые смело смотрю на свое отражение. Мой пульс ускоряется: я нарушаю правила, меня будут ругать за это.

Будет непросто избавиться от привычек, привитых мне Отречением… как выдернуть одну нить из сложной вышивки.

Но я найду новые привычки, новые мысли, новые правила.

Я стану кем-то другим.

Мои глаза и раньше были голубыми, но скучного, сероватого цвета… Подводка сделала их пронзительными. Волосы обрамляют мое лицо, черты стали более мягкими и яркими. Я не особо симпатичная… мои глаза слишком большие, а нос слишком длинный… но я вижу, что Кристина права. Мое лицо заметно.

Я смотрю на себя сейчас, и мне впервые нравится то, что я вижу, словно передо мной кто-то незнакомый, кого я встретила первый раз.

Беатрис была девушкой, которую я видела в украденные мгновения перед зеркалом, той, которая молчала за обеденным столом.

А та, чьи глаза сейчас поймали мои и не отпускают, — это Трис.

— Видишь? — спрашивает Кристина. — Ты… выделяешься.

В данных условиях это лучший комплимент, который она могла мне сделать.

Я улыбаюсь ей в зеркале.

— Тебе нравится? — спрашивает она.

— Ага, — киваю я. — Я выгляжу… как кто-то другой.

Она смеется.

— Это хорошо или плохо?

Я вновь смотрю на себя. Впервые мысль о том, что я могу оставить свою принадлежность к Отречению позади, не заставляет меня нервничать, она дает мне надежду.

— Хорошо, — киваю я. — Извини. Просто раньше мне не позволялось так долго смотреть на свое отражение.

— Серьезно? — Кристина встряхивает головой. — Должна тебе сказать, Отречение — странная фракция.

— Пошли, посмотрим, как Алу делают татуировку, — предлагаю я.

Несмотря на то, что я оставила свою старую фракцию, я все же не хочу критиковать ее.

Дома мы с мамой набирали почти одинаковые кипы одежды каждые шесть месяцев, или около того. Легко распределять ресурсы, когда все получают одинаковые вещи. Но в Бесстрашии все совсем по-другому. Каждому Бесстрашному выдается определенное количество талонов на месяц, и цена платья — один из них.

Мы с Кристиной бежим по узкому коридору к месту, где делают татуировки. Когда мы туда добираемся, Ал уже сидит в кресле, и маленький человек, чье тело в большей степени покрыто чернилами, чем кожей, рисует паука на его руке.

Уилл и Кристина листают альбомы с фотографиями татуировок, пихая другу друга локтями, найдя хороший вариант.

Когда они вот так сидят рядом, я замечаю, насколько они разные: темная и худая Кристина, бледный и крепкий Уилл. Но они похожи своими улыбками.

Я брожу по комнате, рассматривая рисунки на стенах. В наши дни художники есть только в Дружелюбии. Отречение рассматривает искусство как нечто непрактичное, они оценивают его как время, которое можно было потратить на помощь другим, так что, хотя я и видела произведения искусства в учебниках истории, побывать в декорированной комнате до этого момента мне не доводилось.

Это заставляет воздух потеплеть и стать плотнее, я могла бы бродить тут часами, даже не замечая времени. Я провожу по стене кончиками пальцев.

Изображение ястреба на одной из стен напоминает мне о татуировке Тори. Под ним эскиз летящей птицы.

— Это ворон, — звучит голос за моей спиной. — Хорош, не правда ли?

Я оборачиваюсь, чтобы увидеть стоящую за мной Тори. Я ощущаю себя так, словно вернулась в комнату теста способностей: с зеркалами вокруг меня и проводами, прикрепленными к моему лбу. Не ожидала увидеть ее еще раз.

— Ну что ж, привет тебе отсюда, — улыбается она. — Не думала, что увижу тебя снова. Беатрис, верно?

— Трис, вообще-то, — отвечаю я. — Ты здесь работаешь?

— Да. Я просто брала перерыв, чтобы провести тесты. Обычно я работаю здесь. — Она приподнимает подбородок. — Я узнаю это имя. Ты была первым прыгуном, да?

— Да, была.

— Отличная работа.

— Спасибо. — Я касаюсь рисунка птицы. — Послушай… Мне нужно поговорить с тобой… — Я бросаю взгляд на Уилла и Кристину. Я не могу сейчас загнать Тори в угол, они будут задавать вопросы. — Кое о чем. Когда-нибудь.

— Не уверена, что это хорошая идея, — тихо отвечает она. — Я сделала для тебя все, что могла, теперь ты должна разобраться с этим сама.

Я поджимаю губы. У нее есть информация, я знаю это. Если она не хочет поделиться ею сейчас, я должна найти способ поговорить с ней позже.

— Не хочешь сделать татуировку? — спрашивает она.

Мое внимание привлекает набросок птиц.

Когда я сюда вошла, я не собиралась делать татуировку или прокалывать что-либо.

Я знаю, что если поступлю так, это вобьет новый клин между мной и моей семьей, тот, который я никогда не смогу уничтожить. И если так будет и дальше продолжаться, вскоре клиньев между нами будет еще больше.

Но теперь я понимаю, что имела в виду Тори, говоря о том, что татуировка символизирует страх, который она преодолела… напоминание о том, где она была, и о том, где она сейчас.

Возможно, есть способ почтить мою старую жизнь, пока я привыкаю к новой.

— Да, — отвечаю я. — Эти три взлетающие птицы.

Я прикасаюсь к своей ключице, показывая путь их полета… к моему сердцу.

Одна на каждого члена семьи, оставленного мной.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ