Дива - [66]
— Так бесславно накрылась охота короля и принцессы, — тоном обречённого на казнь сказочника заключил Недоеденный. — Придётся стрелять и кричать. А пошумим — зверь уйдёт, и две недели кури бамбук.
Поиски полковника вели пока что тихо и даже разговаривали вполголоса. Однако и так изрядно нашумели, истоптали площадку, оставив человеческие запахи, катались на машинах, а главное, Кухналёв пальбу затеял, и хоть из Макарова стрелял, всё равно в вечернем осеннем воздухе за километры слышно.
— Представляешь, что значит сорвать такую охоту? — продолжал рассуждать удручённый охотовед. — Если с самого верха посыл?.. Всех нас пошлют далеко и надолго. А если ещё и с Кухналёвым... Боюсь даже думать — тьфу-тьфу-тьфу! Губернатор сожрёт!
Так они доехали до машины полковника и остановились; далеко позади егеря продирались через чапыжник, посверкивая фонарями. Костыль заглушил двигатель, и Зарубин тотчас услышал остервенелый лай собак где-то впереди и, показалось, недалеко. Сквозь голоса лаек изредка раздавались звериное ворчание и хрипы.
Недоеденный сделал стойку, затем выдернул из машины карабин.
— Раненный медведь!.. Пошли!
Около сотни метров они пробежали по дороге, прежде чем определили источник звука и полезли на него через густой мелкий сосняк. Фонарь был один, поэтому Зарубин отставал на шаг, а самоуверенный и отчаявшийся Костыль светил и ещё успевал рассуждать на ходу:
— Кухналёв всё-таки зверя стрелял, идиот! Не удержался, что ли?.. Чтобы из своей хлопушки и такого матёрого... Может, впрямь людоед?
Впереди замелькали собаки, работающие по раненному зверю — вертелись на одном месте, лаяли азартно, но похоже, хваток не делали, что было странно. И невидимый пока медведь от них не отмахивался, только урчал и ещё издавал звуки незвериные — шмыгал носом!
— Слышишь? — спросил Зарубин.
Костыль потряс головой.
— Ничего не пойму... Хрипит?
Не опуская стволов, они подошли ещё ближе и оба замерли, как если бы на их глазах дикий зверь оборотился в человека.
Кухналёв сидел на валежине, как спущенная резиновая кукла лешего, согнувшись почти пополам и уронив голову. Первой мыслью было: ранен, поэтому Зарубин стал его ощупывать, однако никаких следов крови не было, только свежая жидкая грязь на штанах и плечах. И ещё заметил: пуговицы на рваной рубашке застёгнуты наперекосяк, что люди в здравой памяти быстро обнаруживают и исправляют. Замазанный грязью пистолет болтался у него на ремешке, затвор зафиксировался в крайнем заднем положении, показывая, что магазин пуст. Ни на собак, ни на свет он никак не реагировал, только мычал, рычал и в самом деле шмыгал носом и всхлипывал, словно наплакавшийся подросток...
Из лесу на дорогу его выволокли на брезенте, а весу в полковнике было за центнер, поэтому тащили с остановками, прорубая дорогу. И тогда ещё кому-то из егерей пришло в голову, что он не в шоке и не в бессознательном состоянии, а попросту пьяный вдрабадан и спит. И все эти рычание, всхлипы и прочие издаваемые звуки не что иное, как храп раскормленного и ожиревшего человека в состоянии сильного алкогольного опьянения. Хотя многие знали, что начальник охраны губернатора непьющий и в компаниях лишь пригубляет свою рюмку. На дороге его сразу же хотели погрузить в машину и везти на базу, однако положенный на землю Кухналёв вдруг сел и совершенно осознанно потребовал выпить, чем сначала подтвердил догадки. Костыль принёс ему недопитый коньяк, отвернул крышку, однако полковник вышиб фляжку и потребовал с раннего утра прочесать лес. И ещё отчётливо произнёс фразу-завещание, исполняя долг охранника:
— Не пускайте короля на охоту.
Почему не пускать, зачем и кого искать, не объяснил — повалился на брезент и захрапел, всхлипывая при этом. И уже сонный произнёс:
— Учёного замочу.
Все это слышали и посмотрели на Зарубина.
Охотовед всеми силами ещё стремился спасти положение, поэтому велел грузить Кухналёва и всем ехать на базу, чтобы не создавать в угодьях лишнего шума.
По дороге полковник что-то бормотал, пытался поднять голову, потом вроде бы начал ругаться — всем так показалось, однако егерь, державший его голову на коленях, расслышал.
— Да он же про йети говорит! Про лешего!
Тряский просёлок окончательно привёл его в чувство.
Перед самой базой полковник самостоятельно сел, огляделся, но ничего не сказал и из машины уже выбрался сам. На ногах он едва держался, поэтому Костыль с Зарубиным подхватили его под руки и отвели в особняк губернатора. И только тут при ярком свете рассмотрели, что он весь исцарапан, а синтепоновая безрукавка и рубашка насквозь продраны или чем-то прорезаны. Когда же с него стащили грязную одежду, то обнаружили укусы — явно человеческими зубами. Только челюсти да и сами зубы были раза в три шире! Особенно это хорошо просматривалось на предплечьях и плечах, где редко расставленные зубы пробили кожу.
И это уже была не резиновая беззубая кукла...
Но самое главное, почти все серьёзные укусы и царапины оказались густо смазанный йодом!
— Кто тебя так, Родионыч? — спросил Костыль и, похлопав по щекам, как доктор, заглянул в глаза.
Десятый век. Древняя Русь накануне исторического выбора: хранить верность языческим богам или принять христианство. В центре остросюжетного повествования судьба великого князя Святослава, своими победами над хазарами, греками и печенегами прославившего и приумножившего Русскую землю.
На стыке двух миров, на границе Запада и Востока высится горный хребет. Имя ему - Урал, что значит «Стоящий у солнца». Гуляет по Уралу Данила-мастер, ждет суженую, которая вырастет и придет в условленный день к заповедному камню, отмеченному знаком жизни. Сказка? Нет, не похоже. У профессора Русинова есть вопросы к Даниле-мастеру. И к Хозяйке Медной горы. С ними хотели бы пообщаться и серьезные шведские бизнесмены, и российские спецслужбы, и отставные кагэбэшники - все, кому хоть что-то известно о проектах расформированного сверхсекретного Института кладоискателей.
Читатель, вы держите в руках неожиданную, даже, можно сказать, уникальную книгу — "Спецпохороны в полночь". О чем она? Как все другие — о жизни? Не совсем и даже совсем не о том. "Печальных дел мастер" Лев Качер, хоронивший по долгу службы и московских писателей, и артистов, и простых смертных, рассказывает в ней о случаях из своей практики… О том, как же уходят в мир иной и великие мира сего, и все прочие "маленькие", как происходило их "венчание" с похоронным сервисом в годы застоя. А теперь? Многое и впрямь горестно, однако и трагикомично хватает… Так что не книга — а слезы, и смех.
История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.
Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.