Дитя примирения - [65]

Ханна видела, как Дина смущена и напугана. Но ей не хотелось снова проходить через все это. Тем более, что она уже заплатила врачу. Почему бы быстро не закончить все это и уйти?

— Дина…

— Я не знаю, чего я хочу, мама… Просто знаю, что не готова к этому. Только не сегодня!

Ханна просто разрывалась на части. Ей придется снова говорить с Дугласом, принимать на себя всю тяжесть его гнева. Как будто это она была насильником, как будто это она ввергла их семью в пучину проблем! Как она могла помочь дочери, не превратив свою собственную жизнь в ад?!

— Ну, пожалуйста, мама! — закрыв лицо руками, Дина разрыдалась.

— Ну, хорошо, хорошо, дорогая, мы уйдем. А потом снова об этом поговорим.

И снова вернемся сюда, чтобы опять пережить это унижение…

Интересно, могут ли они выйти так, чтобы никто их не видел? А вдруг эта медсестра стоит за дверью? Тогда придется ей все объяснять. Ханна медленно поднялась и взяла дочь за руку.

Они вышли в коридор; Бренда действительно ждала за дверью. Она сделала шаг, преградив им путь.

— Теперь вы готовы?

— Боюсь, что нет, — смущенно ответила Ханна.

— А… — слегка нахмурившись, протянула Бренда. Что она может сказать, чтобы успокоить девушку? Бренда видела, что Дина собирается уходить, несмотря на уговоры матери; она не находила ни одного слова, которое могло бы убедить девушку остаться. Бренда знала, что теперь у нее снова будут проблемы. Элизабет во всем обвинит ее. И то, что она сама говорила с пациентами, уже не будет иметь значения. — Вы не хотите еще раз поговорить с мисс Чемберс?

— Ну…

— Нет, — ответила за нее Дина.

На другой стороне коридора распахнулась дверь, обе женщины вздрогнули. В коридор вышел врач и положил больничную карту на стойку справа от двери.

Ханна смотрела на него круглыми от удивления глазами.

— Джеймс? Джеймс Уайатт?

* * *

Услышав свое имя. Джеймс оглянулся и посмотрел на элегантно одетую женщину. Его обдало жаром.

— Это ты… — сказала Ханна, удивленная, но в то же время со странным облегчением.

Он натянуто улыбнулся.

— Мы давно не виделись, Ханна. — Джеймс перевел взгляд на молодую женщину, которая стояла рядом с ней.

— Это моя дочь Дина.

Джеймс протянул Дине руку. Девушка была бледна, рука у нее, как ледышка. — и она была беременна. Казалось, что она вот-вот заплачет; и только и ждет момента, чтобы убежать отсюда.

— Я знал твою мать, когда мы учились в колледже. Они с моей сестрой жили в одной комнате в общежитии.

Неужели именно эта девушка окажется его последней пациенткой сегодня? А Ханна будет стоять рядом и наблюдать за его работой?…

Ханна следила за лицом Джеймса; казалось, что он смущен и чувствует себя неловко. Врач остро чувствовал, в каком окружении они находятся; ему не очень-то приятно было встретить Ханну в такой обстановке. Джеймс прочел в ее глазах вопрос: как ты докатился до того, что работаешь в таком месте? Он почему-то почувствовал стыд, хотя и не мог понять его причину.

— Кажется, вы собрались уходить? — натянуто спросил он. Да, он работает здесь, а они пришли сюда за помощью, не так ли?

— Дину мучают сомнения.

— Понятно. Это трудное решение.

— У нее целая куча вопросов.

— Мама! Давай уйдем, пожалуйста! — Дина шагнула в сторону выхода.

Ханна взглянула на Джеймса, в ее глазах он прочел мольбу.

— Ты сможешь нам помочь, Джеймс? Можно нам поговорить с тобой… ну, об этом всем? Сама процедура, риск… В общем, ты понимаешь.

Он понял — она ожидает, что Джеймс будет с ней честным, и это поможет развеять сомнения Дины. Он взглянул на Бренду, но та уставилась в анкету, которую держала в руках — от нее помощи не дождешься. Он, конечно, понимал ее позицию. Политика руководства… Он также был не согласен с этой политикой, но Элизабет умела заставить людей выполнять свои требования.

Как бы подслушав его мысли, Элизабет выскочила из своего кабинета, остановилась и уставилась на них. Ее глаза сузились. Иногда Элизабет действовала как зверь, охраняющий свою территорию. Джеймс раздраженно обернулся и посмотрел на директора. Ему были хорошо известны ее взгляды. Элизабет была уверена, что женщинам не обязательно знать о боли и возможных осложнениях. Она считала, что такая информация только ухудшает состояние пациентов.

Джеймс никогда с этим не соглашался. Он считал, что женщины имеют право знать всю правду. Но здесь его мнение никого не волновало — тем более, что Верховный суд поддерживал точку зрения Элизабет, а не его. В большинстве случаев девушки не задавали вопросов — и проблем не возникало. Иногда вопросы были, и ему приходилось отвечать на них расплывчато. А некоторым пациенткам хотелось рассказать все в деталях — вплоть до того, что происходит с плодом во время операции!.. Почему ответственность за то, чем занимается клиника, должен нести он? Почему в этом случае ему приходится помогать девушкам принимать решение? Почему он должен смотреть в лицо правде и мучиться, работая в этом мрачном месте?

Девушка, которую он только что прооперировал, уже была здесь шесть месяцев назад. Джеймс узнал ее; ему пришлось, стиснув зубы, сдержать свои чувства и гневные слова, которые были готовы сорваться с губ. Ему пришлось напомнить себе, что он не имеет права ее судить.