Дитя океана - [31]

— Так, это главный тракт Брингвурд-Кадарн, — сообщил мой спутник, указывая на широкую дорогу, — а вот эта ведет через Брингвурдский лес в Оэрлейн. Кстати, я слышал, что в Гленниморе все леса считаются королевскими и охотиться можно только по лицензии. Это правда?

— Правда, — ответила я, радуясь, что есть хоть что-то, о чем я знаю больше, чем он. — Ловить рыбу тоже можно только по лицензии, — добавила уже от себя. — Точнее, на удочку можно и так, но если сетями, то нужно брать разрешение в магистратуре и платить налог.

Райзен скептично хмыкнул.

— Думаю, наши приятели-торговцы двинулись прямиком в столицу, — сказал он, оставляя мои слова без внимания. — На карте обозначены пара деревень и небольшой перелесок через несколько миль, но отсюда их не видать. Рискнем? Если что, то вернемся к этому месту и проверим дорогу на Оэрлейн.

— Вы же сказали, что ваш камешек почувствует собрата? — нахмурилась я.

— Почувствует, — он легкомысленно пожал плечами, — но на расстоянии не больше полумили. А пока он спокоен, значит, наши товарищи довольно далеко.

С обреченным вздохом, я тронула поводья, заставляя свою лошадь двинуться вперед по выбранному Райзеном пути.

Никогда прежде мне не приходилось ни выезжать за стены Брингвурда, ни проводить столько времени в седле. Двигались мы спокойной рысью, и это давало мне возможность рассмотреть окружающий пейзаж, пока еще голый и безжизненный, оживляемый лишь щебетом птиц, теплым солнцем и ясным небом. Здесь, на главном тракте, нам часто попадались повозки, всадники и пешеходы, дорога не была безжизненной. Я с любопытством рассматривала встречных людей и обозы, многие из них спешили в Брингвурд на предстоящую ярмарку. Но минут через двадцать я начала ерзать в седле от того, что спина и ноги затекли, а внутренняя сторона бедер сделалась болезненно-чувствительной. Моя лошадь шла почти вровень с лошадью Райзена, но дуэргар не обращал на меня никакого внимания. Он постоянно крутил головой, вглядывался вдаль, приложив ладонь ребром ко лбу, и шумно втягивал в себя воздух, как будто принюхивался. Я даже подумала, что он ищет эриллиум по запаху.

По моим подсчетам, мы были в дороге уже больше часа. Теперь между нами и городом лежало не меньше двух десятков миль, а я держалась в седле на одном энтузиазме, сцепив зубы и проклиная тот день, когда дала согласие на эту авантюру.

— Мы можем остановиться? — не выдержала я наконец. Натертые о седло ягодицы горели огнем.

— Не сейчас! — отмахнулся Райзен, привставая на стременах. Он приложил ладонь ко лбу и уставился куда-то вдаль, вытянувшись в струнку, как борзая, учуявшая дичь.

Я невольно повторила за ним, но не увидела ничего, кроме темных силуэтов на горизонте.

— Там деревня, — пояснил дуэргар через пару минут, — и я чувствую, что наш камешек должен быть там.

— Вы чувствуете или ваш артефакт? — уточнила я.

— Мы оба, — ухмыльнулся он, усаживаясь в седло. — Давай поторопимся.

Я обреченно застонала и пришпорила лошадь.

Через пятнадцать минут сумасшедшего галопа, мы уже въезжали на территорию безымянной деревушки, окруженной густым частоколом.

У призывно распахнутых деревянных ворот нас встретил немолодой виллан в тунике из грубой шерсти и таких же чулках, обутый в деревянные башмаки. По всей видимости, односельчане оставили его здесь в качестве привратника. В руке он держал заржавевший палаш. Рядом с частоколом в большой луже пускали кораблики несколько малышей в овчинных плащах. Когда мы въехали, они оторвались от своего занятия и весело загалдели, разглядывая нас. Я огляделась. Нас окружали деревянные дома, потемневшие от времени, крытые соломой, которую кое-где сорвало ветром. Вместо окон в стенах виднелись узкие щели, затянутые мутным бычьим пузырем вместо стекол. По единственной улице бродила пара ободранных псов, а из ближайших дворов доносилось блеяние овец и кудахтанье кур.

— Приветствую тебя, старик, — Райзен на удивление вежливо обратился к крестьянину.

— Доброй дороги, милостивые тирны, — привратник согнулся в поклоне и окинул нас изучающим взглядом из-под седых бровей. — Каким ветром в наш край?

— Ищем кое-кого, — Райзен опять принюхался, держа нос по ветру, ну точь-в-точь как лесной зверь, — товарищей своих потеряли. Они должны были сегодня ночью или, может быть, на рассвете проезжать мимо вашей деревни. Не видели? Два торговца.

— Были двое, — подтвердил пожилой виллан, — ночью стучались, но мы до рассвета не впускаем никого, мало ли кто здесь шастает. Порядочный люд спит по ночам, а не шатается по дорогам.

— Тоже верно. И где же они?

— Так они ночь в поле провели, а утром наши их нашли. Оба с горячкой лежали. Видимо, костер развели и уснули, вот он и погас, а они промерзли да лихорадку подхватили. Мы их к Яшемчихе отправили на постой. Это знахарка наша, она за деревней живет, ближе к лесу.

— Покажешь дорогу? — Райзен вытащил из-за пазухи горсть медных монет и кинул в толпу ребятишек. Малышня взорвалась радостным гомоном, когда сверху упал дождь из блестящих кружочков. Позабыв про недавнюю забаву, дети бросились поднимать драгоценные монетки, так щедро отсыпанные незнакомцем. Я невольно почувствовала благодарность к дуэргару: наверняка, родителям этих детей приходилось тяжело работать, чтобы прокормить свои семьи, ведь на холмистых и суровых землях Гленнимора почти ничего не росло, и вряд ли кто-то из жителей этой деревни часто держал в руках хотя бы самую мелкую монету.