Дитя клевера - [26]
Дот обмотала вокруг шеи шарф из ярко-зеленого шифона и завязала его на груди свободным бантом, достаточно большим, чтобы хоть немного задрапировать спереди старенький плащ серо-бурого цвета.
— А я о вас думал!
— Что?!
Голос за спиной, тот самый, что лишал ее сна все последние ночи. Тот самый, что не давал ей покоя с самой первой минуты их самой первой встречи. Дот повернулась. Сердце екнуло и упало куда-то вниз. Нет! Она не испугалась. Нет! Но ее мгновенно охватило волнение. Ей захотелось броситься к нему на грудь и обхватить обеими руками за шею. «Наконец-то я встретил тебя…»
Все минувшие дни Дот испытывала сильнейшее, непреодолимое, почти на грани боли, желание снова увидеть Сола. Как они вообще могут существовать врозь, недоумевала она. Зачем теряют зря бесценное время, которое можно было бы провести вместе? Кажется, ее вопрос прозвучал немного грубовато. Ведь она все прекрасно расслышала и поняла все как надо. Но просто ей вдруг захотелось, чтобы Сол снова повторил то, что только что сказал. «А я о вас думал!» Впрочем, ее собственное воображение в том, что касается Сола, было столь выпукло-ярким, что пришлось даже слегка встряхнуть головой, согнать наваждение, осознать, что голос Сола — это голос живого человека, стоящего перед нею. И пусть он это сейчас докажет! Пусть повторит еще раз то, что ей так хочется услышать.
— Я говорю, что думал о вас. Я думал о вас беспрестанно! Я даже аппетит потерял и полностью утратил интерес к еде. А это, доложу я вам, и это может подтвердить любой, кто знает меня хорошо, так вот, это очень необычная вещь, ибо я никогда не жаловался на отсутствие аппетита. Впрочем, сон я тоже потерял. И все по вашей вине!
— Неужели?
Дот осторожно прошлась языком по своим зубам, проверяя, не остались ли на них частицы помады.
— Представьте себе, леди Кловер, именно так! Да и вообще… на меня словно какое-то наваждение нашло. Не могу ни на чем сконцентрироваться, не могу работать, в тех бумагах, которые я готовлю для атташе, полно ошибок. Я не слышу, когда ко мне обращаются с вопросом, и не понимаю, о чем меня спрашивают. Мысли мои в этот момент витают где-то далеко, а потому отвечаю или невпопад, или долго думаю, что сказать. И что прикажете делать, леди? Я уже было решил взяться за ум и спустить все, что связано с вами, так сказать, на тормозах. Но легко говорить, да только как это сделать, когда вы в одночасье превратили меня в какое-то совершенно непонятное, желеобразное, бесхребетное существо, полностью утратившее способность к сопротивлению. Вот я и решил не тянуть с этим далее, а поговорить с вами начистоту! Объясниться, не лицемеря…
— Понятно! Скажите, а сколько точно прошло времени с того момента, когда вы начисто утратили и сон, и аппетит?
Сол глянул на часы.
— Пожалуй, с точностью до минуты ответить затрудняюсь. Но по всем прикидкам получается так: семь дней, семнадцать часов, двенадцать минут и восемнадцать секунд. Нет! Уже девятнадцать… Точнее, двадцать…
— Итак, чуть больше недели! — улыбнулась Дот.
— Да, уже больше недели! И все это время мысли о вас не покидали меня ни на одну секунду! Ни на одну! Представляете?
Дот почувствовала, как волна ликующего счастья затопляет все ее естество.
Подумать только! Он все это время думал о ней!
— А вы? — Сол слегка придвинулся к ней, и голос его стал глуше. — Вы думали обо мне?
Дот сунула свои маленькие ручки в карманы плаща и посмотрела на тротуар. Главное — не встретиться сейчас с Солом глазами, не дать ему понять, что она отлично понимает всю серьезность его вопроса.
— О, я вспоминаю о вас только по утрам, когда просыпаюсь.
Она говорила нарочито тихим голосом, но Сол все равно мгновенно понял, что она лжет. И широко улыбнулся.
— Я так и думал, Кловер! Джинн вырвался из бутылки!
— Что это значит?
Сол подался вперед и слегка склонился над нею, и она тоже подалась к нему, чтобы расслышать ответ, ибо он перешел почти на шепот:
— То и значит, что порой некие высшие силы вторгаются в нашу жизнь и все решают за нас и даже вместо нас. Они делают нас пешками в своей игре, и все, что мы можем, — лишь безропотно подчиняться их воле. Ибо в таких случаях важно уже не то, чего хотим мы, важно, хватит ли у нас сил или желания побороться с судьбой, переломить ход событий. Понятно?
Дот издала короткий смешок.
— По правде говоря, не очень! Я и половины не поняла из того, о чем вы только что тут сказали.
И в этот момент почему-то вдруг подумала о своих родителях. Вот они дружно, нога в ногу, шагают по жизни, хотя их совместный путь отнюдь не усыпан розами. Столько всего выпало на их долю, а они лишь смеются в ответ на все удары судьбы, а все потому, что любят друг друга. Она мысленно представила себе маму: с утра до позднего вечера крутится возле плиты, приготовила, наверное, тысячи и тысячи всяких яств. Что есть ее жизнь? Работа и еще раз работа! И денег немного, и времени на развлечения нет. Или папа, вечно погруженный в чтение своих газет… Казалось бы, однообразное, унылое существование, быть может, даже прозябание. А они смеются, они могут ни с того ни с сего устроить танцы прямо посреди комнаты. Они даже целуются, когда полагают, что за ними никто не подсматривает. Вот что делает с людьми любовь. Она скрепляет их воедино покрепче любого клея или цементного раствора. Все эти мысли, которые впервые пришли ей в голову, вихрем пронеслись в голове, и вдруг Дот почувствовала, что словно вырвалась из темной комнаты куда-то на свет. И у нее заныло сердце при мысли о том, сколько счастливых мгновений они с Солом уже безвозвратно утратили, проведя целую неделю врозь. Неужели и они, как ее мама и папа, будут тоже чувствовать себя единым целым? Неужели? Пока, думая о Соле, она испытывала лишь сердечное волнение и смятение, похожее на страх. И непонятно, чего больше — смятения или страха.
Всегда ли рождение ребенка – счастье? Об этом не принято говорить, но бывает так, что появление детей разрушает семью. Это случилось с Джессикой и Мэттью. Их брак дал трещину, когда Джессика узнала, что беременна. Она не была готова к этому, и, хотя Мэттью был счастлив, ее не покидало болезненное чувство неправильности происходящего. Материнство не принесло Джессике желанного успокоения. Она все больше погружалась в пучину депрессии, испытывая к дочери противоречивые чувства: любовь, жалость, неприятие, страх.
Когда уходит любовь, наступает прозрение. Кэтрин Брукер не просто несчастна — ее жизнь настоящий кошмар. Муж не уважает ее, третирует и выставляет ей баллы за все, что она делает. Нагрубила — один балл. Забыла вовремя подать обед — еще два. За набранные баллы положено наказание… Как долго она готова мириться с этим безумием? Ради чего? Неужели Кэтрин больше не хозяйка своей судьбы? Нет, это невозможно. И она готова на все, чтобы вернуть себе нормальную жизнь, даже на преступление.
Мартин покидает Англию, чтобы заработать на безмятежную жизнь со своей обожаемой Поппи Дэй, но пропадает без вести. Крошка Поппи до последнего надеется на лучшее, но однажды до нее доходит жуткий слух – Мартина похитили, и его жизнь в любой миг может оборваться. Тогда она решается на безумный, отчаянный поступок. Облачившись в восточное одеяние, Поппи отправляется в далекий, загадочный Афганистан, выдав себя за известную журналистку. В одночасье повзрослевшая Поппи оказывается без какой-либо защиты в самом сердце недружелюбной страны, среди гор и кишлаков, в компании отчаянного журналиста Майлза Варрассо и одного из местных головорезов, Зелгаи Махмуда.
В своём произведении автор исследует экономические, политические, религиозные и философские предпосылки, предшествующие Чернобыльской катастрофе и описывает самые суровые дни ликвидации её последствий. Автор утверждает, что именно взрыв на Чернобыльской АЭС потряс до основания некогда могучую империю и тем привёл к её разрушению. В романе описывается психология простых людей, которые ценою своих жизней отстояли жизнь на нашей планете. В своих исследованиях автору удалось заглянуть за границы жизни и разума, и он с присущим ему чувством юмора пишет о действительно ужаснейших вещах.
В своей чердачной студии в Пензансе умирает больная маниакальной депрессией художница Рэйчел Келли. После смерти, вместе с ее гениальными картинами, остается ее темное прошлое, которое хранит секреты, на разгадку которых потребуются месяцы. Вся семья собирается вместе и каждый ищет ответы, размышляют о жизни, сформированной загадочной Рэйчел — как творца, жены и матери — и о неоднозначном наследии, которое она оставляет им, о таланте, мучениях и любви. Каждая глава начинается с заметок из воображаемой посмертной выставки работ Рэйчел.
Эльф по имени Блик живёт весёлой, беззаботной жизнью, как и все обитатели "Огненного Лабиринта". В городе газовых светильников и фабричных труб немало огней, и каждое пламя - это окно между реальностями, через которое так удобно подглядывать за жизнью людей. Но развлечениям приходит конец, едва Блик узнаёт об опасности, грозящей его другу Элвину, юному курьеру со Свечной Фабрики. Беззащитному сироте уготована роль жертвы в безумных планах его собственного начальства. Злодеи ведут хитрую игру, но им невдомёк, что это игра с огнём!
Шестой ангел приходит к тем, кто нуждается в поддержке. И не просто учит, а иногда и заставляет их жить правильно. Чтобы они стали счастливыми. С виду он обычный человек, со своими недостатками и привычками. Но это только внешний вид…
Рассказ из сборника «Русские женщины: 47 рассказов о женщинах» / сост. П. Крусанов, А. Етоев (2014)
Роман молодого чехословацкого писателя И. Швейды (род. в 1949 г.) — его первое крупное произведение. Место действия — химическое предприятие в Северной Чехии. Молодой инженер Камил Цоуфал — человек способный, образованный, но самоуверенный, равнодушный и эгоистичный, поражен болезненной тягой к «красивой жизни» и ради этого идет на все. Первой жертвой становится его семья. А на заводе по вине Цоуфала происходит серьезная авария, едва не стоившая человеческих жизней. Роман отличает четкая социально-этическая позиция автора, развенчивающего один из самых опасных пороков — погоню за мещанским благополучием.