Дитя Феникса. Часть 2 - [9]

– Крепость теперь будет на моем попечении. Тебе будут привозить вдоволь еды и вина. Я пришлю сюда слуг и стражников, чтобы они охраняли тебя от де Куинси и его людей, – помолчав, он прибавил: – Здесь будет безопаснее для тебя, Элейн.

У обоих в этот момент перед глазами возник образ королевы. Элейн кивнула:

– Я и не хочу покидать этот остров. Не теперь, во всяком случае. Пока не родится ребенок и не разгладится мое лицо.

Чтобы ее больше не мучил страх остаться некрасивой, король вскоре прислал ей венецианское зеркало. Она часами сидела перед ним, глядела на свое лицо и ощупывала кончиками пальцев нежную новую кожу вокруг подживающих рубцов. Она плакала, а Энни ее журила:

– Они пройдут, обещаю вам. Вот новая мазь, которую я приготовила. Она смягчит кожу и разгладит рубцы. Вы опять будете красивой.

XV

Через три дня после отъезда короля лорд Файф привез на остров леди Ронвен. Кроме того, он привез Элейн дары: много дорогого шелка, гребни из слоновой кости для ее волос, которые и в самом деле отрастали, и маленький молитвенник. Поцеловав ей обе руки, он отбыл.

Через восемь дней она родила. При родах присутствовали и помогали ей Ронвен, Дженет и Энни. Все прошло легко и быстро. Священник, доставленный в замок из Кинроса, нарек новорожденного Джоном. Младенцу было отпущено всего семь часов жизни.

Книга третья 1244–1250

Глава семнадцатая

I

Лондон. 1244

В доме на Грейсчерч-стрит было темно, мрачно. Небо над ним заволокло черными тучами. В небольшом, узком дворике слышались раскаты грома, лил дождь. Его тяжелые капли лупили по лужам. Струи воды бежали к сточной канаве на улицу, по которой несся стремительный поток, увлекая с собой всяческий мусор. Был полдень, но в доме горели свечи.

Роберт де Куинси стоял у стола, держа в руке документ, скрепленный печатью короля Англии.

Элейн, застыв у камина, смотрела на бумагу, не делая при этом никакой попытки подойти и взять ее у него из рук.

Роберт положил документ на стол.

– Вот, как я и обещал. Разрешение на свидание с твоим братом Граффидом в Тауэре.

– Благодарю.

У Элейн выросли новые золотисто-рыжие волосы. Они были такие же пышные, как прежде, и завивались локонами. Но теперь по золоту проступали серебряные нити, хотя ей было всего двадцать шесть лет. Лицо ее осталось таким же прекрасным, только высоко на лбу едва был заметен небольшой шрам – след от ожога, но он был скрыт под ее головным убором. Другой был в уголке рта. Остались страшные следы на одной руке – кожа на внутренних сгибах пальцев была пунцового цвета.

За три прошедших года Роберт видел ее во второй раз. Король Генрих дал очень ясно понять, что ему лучше держаться подальше от Фозерингея. Роберт не спрашивал Генриха, что тому было известно о произошедшем и какие силы стояли за королевским повелением оставить Элейн в покое. Он еще долго жил, опасаясь возмездия, но со временем страх начал проходить, и Роберт перестал то и дело оборачиваться, ожидая удара ножа в спину.

Но на этот раз он явился в дом к бывшей графине Честер по приглашению, дабы передать ей письмо от короля. Он давно обрел свой обычный спесивый вид, а тут особо приосанился к случаю.

Но когда Элейн, наконец, предстала перед ним, при виде ее холодного лица он сразу сник, и его самоуверенность исчезла.

– Ты здорова? – спросил он, с трудом изобразив улыбку.

– Да.

– Мне лучше удалиться.

Он явился сюда добрым вестником, прощупать почву в надежде завоевать ее расположение, – ведь это он добился для Элейн позволения у короля увидеться в Тауэре с ее братом. Но ее лицо было неприветливо. Подойдя к столу, она взяла в руки бумагу.

– Элейн…

– Теперь, пожалуйста, уйди, – произнесла она холодно.

Она прижала к груди пергамент обеими руками и держала его так, будто это был щит, которым она защищалась от мужа.

Пожав плечами, он направился к двери, открыл ее, но на пороге задержался и, повернувшись к Элейн, бросил:

– Привет брату.

Она не ответила. Еще долго после его ухода она стояла в задумчивости, не шевелясь.

II

Тауэр, Лондон. Март 1244

Возможно, это была случайность или же так было задумано, но день, когда ей было позволено повидаться с братом в Тауэре, приходился на день святого Давида. Элейн и Ронвен нашли Граффида в довольно уютных небольших покоях, отведенных ему королем.

Граффид подождал, пока вышел за дверь стражник, и только тогда приветствовал их:

– Элейн, наконец-то! Как ты, сестричка?

Элейн принялась его рассматривать. В этом толстом, лысеющем мужчине не осталось ничего от того рыжеволосого красавца, каким она его помнила.

– Ради Бога, Граффид, что они с тобой сделали? – Она обняла его раздувшийся живот.

– Ты про мое жирное пузо? Оно исчезнет, когда я буду на свободе. Вот увидишь. Сенена ругалась по-всякому, когда приезжала навестить меня в прошлый раз. – В его глазах появилась грусть. – Боже, как я по ним скучаю! Но я рад, что они уехали. Здесь им было не сладко. Ты видела ее и мальчиков?

Оуэйн все еще оставался с отцом в Тауэре, остальные были с Сененой в Криссете.

– А кому здесь сладко? – воскликнула Элейн. – Нет, я не видела их. Я не была в Гвинеде с тех пор, как умер папа.

– Значит, ты не видела нашего возлюбленного братца? – Голос Граффида звучал резко, неприязненно.