Дитя Ее Высочества - [32]

Так вот, о масках. Дело, конечно, было не в том, что у одних дам они были дешевыми, а у других дороже. Сама идея таких аксессуаров, выполненных в форме сердца, была признана очаровательной. Во-первых, полукружья верхнего края полумаски изящно подчеркивали изящные проборы в прическах, высокие лбы, ради которых обольстительницы вынуждены были волосы подбривать, и белоснежную кожу красавиц. Во-вторых, тонкий мысок сердечка оттенял удлиненность аристократического носа, делая его еще тоньше и длиннее. В-третьих, сама форма сердца подчеркивала овал лица, делая скулы еще шире, а подбородок — уже. Ну, и как не упомянуть сам романтизм символа!

У мужчин же полумаски были не столь изящны, но еще романтичнее. Они изображали сердце разбитое. И кто упрекнёт придворных красавиц, что в этот вечер они дарили свою благосклонность еще охотнее, чем обычно? Разве может устоять женщина, видя страдания мужчины?

Острослов маркиз Разис, мучаясь от собственной отверженности, заметил, что: «Мы, кладя наши покалеченные сердца на алтарь любви, приносим жертву ради счастья их высочеств!». Афоризм был тут же подхвачен обществом. И сразу три дамы начали сражение, победа в котором позволяла воительнице залечить душевную рану страдающего юноши. Впрочем, маркиз был склонен не отдавать лавры одной, а сам отдаться для врачевания сразу в шесть заботливых рук.

Но, конечно, только маски не могли обеспечить успеха бала. На празднестве все было великолепно. Чего только стоили белые голуби, перепархивающие с одной потолочной балки, увитой золотом расшитыми лентами, на другую. И, временами, гадящие на прически придворных. Кстати, эти дурно пахнущие потеки немедленно были прозваны «метками бога любви». И тут же появилось поверье, что у помеченного таким образом лорда моментально прибавлялось любовных сил, а у дам — сладостной томности.

Нужно ли упоминать великолепный оркестр, арфистов для которого уступил сам епископ? Святой отец заявил, что неожиданная смена репертуара с храмового на светский, ересью не является. Просто это еще один способ призвать благословение на новобрачных. И кого интересовал тот факт, что на такую форму благословения епископ решился только после того, как его собственный приход обзавелся ковчегом, хранящим в себе обрезок ногтя Матери? Ну, сбылась мечта святого отца, которую он лелеял тридцать лет.

А тысячи розовых свечей, наполнявших воздух дивным ароматом весеннего розария и отбивавший даже вонь мочи? Хотя портьеры в дворцовых покоях стали наполовину мокрыми уже к середине бала, несмотря на строжайший запрет короля.

А венец стола, кабан, с запеченным в нем лебедем, в котором была запечена индейка. Из которой, когда повар ее разрезал, вылетело десяток живых дроздов? И разве после демонстрации такого шедевра кого-то заботило, что поданная рыба была несвежей, а солонку[2] поставили только на стол венценосных особ?

А маленькие мальчики и девочки с прицепленными на спине лебедиными крыльями на серебряных дугах, которые бегали среди гостей, осыпая их цветочными лепестками? Конечно, прелестные создания не столько лепестки рассыпали, сколько внимательно слушали, о чем там придворные судачат. Но разве стоит обращать внимание на подобные мелочи? Держи язык за зубами и наслаждайся балом.

А прелестная маска, полная аллюзий и аллегорий, в которой были задействованы самые прекрасные дамы и самые блистательные господа? И когда девушка, изображавшая Невинную Юность, едва не свалилась с башни, потому что успела весьма близко познакомиться со сладким вином, все присутствующие предпочли смотреть в другую сторону. Не заметили зрители и того, что кавалер, олицетворяющий Честь, завоевав Невинность, подозрительно быстро уволок ее за портьеры. Сама-то маска оказалась выше всяких похвал и такой романтичной!

В общем, бал удался на славу!

* * *

Но окончание празднества затмило великолепие самого торжества. Все знали, что юная супруга, которую уже иначе, как Утренней Звездой Анкалов не называли, крайне набожна. Но когда она, скромно опустив глаза долу и теребя тонкими пальчиками шнурок на платье, объявила, что завтра же отправляется в монастырь Благодати, молить Мать о скорейшем даровании наследника, придворные даже жрать перестали. В смысле, над столами повисла такая тишина, что стало слышно, как потрескивают свечи.

Этот монастырь отличался очень строгим — а на взгляд отдельных личностей, ни чего не понимающих в вере — даже излишне жестоким каноном. И желание прекрасной девы заточить себя за его стенами на три недели, показалось… странным. А уж после того, как нежная Ларелла заявила, что молиться она будет в отшельнической келье, в полной темноте и одиночестве, на придворных напал ступор. Поэтому ее желание принимать в пищу только размоченное зерно и воду восприняли уже спокойно.

Но это был не единственный шок, который ждал присутствующих. Венценосный супруг прекрасной Лары решил поддержать начинание своей невесты и объявил, что отправляется молиться в монастырь Милости на Скале. Это сугубо мужское заведение не отличалось такой чистотой и строгостью нравов, как обитель Благодати. Но место тоже было не из самых приятных. С другой стороны, принца, олицетворяющего собой все лучшие мужские качества, ударившегося в чрезмерное благочестие, никто и не понял бы. Поэтому и его желание посетить монастырь, пусть и с довольно свободным уставом, большинство восприняли как настоящий подвиг.