Дитя Афины - [7]

– Да, должна. Моя жена права. Ей нужно вернуться домой сейчас же.

Он стоял в освещенном проеме, разведя в стороны загорелые руки, костяшки покраснели от крови жены. В его позе чувствовалась нервозность, глаза смотрели настороженно.

Ярость почти неземной силы захлестнула Медузу. Она шагнула к нему.

– Это храм Богини! – От гнева в ее голосе задрожал воздух. – Тебе запрещено здесь находиться.

Непрошеный гость слегка улыбнулся одними губами, будто она всего лишь поинтересовалась ценой на инжир.

– Я не желаю нарушать ваш покой. Я лишь пришел забрать то, что принадлежит мне. Твои молитвы окончены, любимая?

Не обращая внимания на Медузу, он обратился к жене, которая дрожала у нее за спиной.

– Я знаю, боги прислушались к тебе. Я в этом уверен. Удачно же я появился в тот самый миг, когда ты пожелала! Мы словно скроены из одного куска ткани.

Ноги Корнелии приросли к земле. Бравада, с которой она говорила раньше, испарилась.

– Корнелия! – Голос ее мужа стал резким.

– Господин, – снова заговорила Медуза, – это храм Афины. Покинь это место.

– Я уйду, когда получу то, за чем пришел.

– Лучше бы тебе уйти сейчас, сохранив то немногое, что осталось от твоего достоинства.

Гнев вспыхнул в его глазах.

– Ты сомневаешься во мне? – Он шагнул вперед, в храм. Медуза ахнула, будто он не перешагнул порог храма, а ногой ударил ее в живот. Мужчина сжал пальцы в кулак. Ее глаза вспыхнули.

– Ты хочешь ударить жрицу в храме Богини войны? – спросила Медуза.

– Я этого не хочу, – ответил он.

– Тогда уходи.

Непрошеный гость покачал головой.

– Я уйду, когда получу то, за чем пришел.

– Уйдешь. Боги увидят тебя здесь. Они увидят тебя здесь, в этот день, попомни мои слова. Ты еще не видел гнева, подобного гневу богини, чей храм осквернили.

Она не отступила, уперев в бока трясущиеся руки – трясущиеся от ярости, не от страха.

– Я не хочу причинять тебе вреда, жрица. Я тут только за своим.

– Здесь у тебя нет на нее права. Ты не осквернишь имя Афины, – повторила Медуза.

Из-за ее спины эхом раздался прерывистый вздох Корнелии:

– Я иду. Я иду с тобой, любимый.

Медуза обернулась, потеряв дар речи.

– Ты не можешь.

– Только взгляните на себя – ссоритесь из-за глупого недоразумения, – рассмеялась она высоким фальшивым смехом.

Оглядываясь на Медузу, Корнелия прохромала навстречу мужу и встала рядом с ним. Взяла его за руку и обняла, морщась от боли. Взгляд Медузы был прикован к ее животу. Животу, где всего пару часов назад трепетало маленькое сердце, такое крошечное, что только боги могли его слышать. Корнелия повернулась к выходу.

Лишь в последнюю секунду она оглянулась на Медузу. Она что-то произнесла одними губами – возможно, благодарность, возможно, извинение. Что именно – Медуза так и не узнала.

Глава четвертая

Через три дня к храму пришел раб. Темная кожа юноши была испещрена розовыми отметинами. Он ступал, склонив голову, остановился у храма и принялся ждать у ступеней. Когда к нему подошла жрица, раб спросил Медузу.

– Мой хозяин сказал, что это ему больше не нужно.

Посланник вложил в ладонь Медузы какой-то предмет. Золото кольца потускнело: блеск скрыла красная корка.

– А твоя хозяйка? – с трудом выдавила Медуза; ее язык и горло онемели.

– Несчастный случай. – Юноша внимательно рассматривал землю под ногами.

У нее было не в привычке рыдать – теперь уже нет. Она плакала в первую ночь, когда отец оставил ее. Богиня тоже ушла, и Медуза осталась одна, не только в храме, но и во всем мире. В уединении тихого уголка она позволила себе минутную слабость.

В первое время случалось всякое. От вида окровавленного ребенка или младенца, родившегося мертвым, слезы подступали к глазам и катились по щекам. Обычно они оставались незамеченными, заглушаемые воплями и криками матери. С годами сердце Медузы очерствело. Такова была жизнь. Детей избивали, младенцы умирали, и каждый год бесчисленное множество женщин покидали мир подобно Корнелии. Кто-то перед этим приходил в храм, пытаясь вырваться. Мало у кого хватало мужества пойти до конца. Одни оставались с мужьями ради детей, другие – ради золота. Многие – потому, что цеплялись за надежду, пусть и крошечную, что их супруги способны измениться. Так что Медуза привыкла к такому ходу событий, и с каждым разом ее сердце все больше каменело. Но она по-прежнему проливала слезы по Корнелии.

– Ты принимаешь этот случай слишком близко к сердцу, дитя, – сказала Афина Медузе, пока та топила горе в вине. Она отказалась от своих обязанностей в полисе и лежала в постели в комнатах под храмом. Прошло несколько часов, прежде чем слезы иссякли и жрица забылась недолгим беспокойным сном. Когда же она проснулась, воздух вокруг мерцал и искрился, и рядом с ней была Богиня.

– Она сама решила вернуться к этому человеку, – сказала Афина, гладя ее по волосам, как ребенка. – Она сама за это в ответе. Ты не можешь винить себя.

– Я и не виню, – сказала Медуза. – Я виню его. За каждую каплю ее крови.

– Хорошо.

– Но он не заплатит за это.

– Заплатит. Боги об этом позаботятся.

Медуза фыркнула.

– Ты мне не веришь?.. – Рука Афины замерла.

– Боги и есть причина происходящего, – ответила Медуза. – Их власть, их сила. Их упрямая злость и страх, который они сеют. Они рады показать, как человек по сравнению с ними беспомощен, и, таким образом, заставляют его требовать права на то единственное, что он способен контролировать.