Дипломатические отношения Золотой Орды с Египтом (XIII–XIV вв.) - [45]
В качестве еще одного вида заверки официальных документов, а также своего рода верительной грамоты большую роль в монгольских государствах играла также «пайза» — особая дощечка — золотая, серебряная, бронзовая, чугунная или деревянная. Лица, получившие пайзу от хана, пользовались особыми правами и льготами[463].
Следует еще остановиться на значении термина «унван».
У ал-Умари мы читаем: «что касается заглавия [унван], то оно состоит из тех же титулов, пока доходит до специального прозвища; потом ставят пожелание [одно] или два… затем поименовывается имя султана, к которому пишут»[464]. Следовательно, унван — это заголовок, начало письма или в другом значении — «заголовок книги, обычно украшенный арабесками»[465]. Иными словами, слово «унван» означает «начало», а также «обращение к адресату» (т. е. упоминание имени человека, к которому адресовано письмо, со всеми его титулами)[466].
И, наконец, совершенно ясно, что «подпись» (т. е. как переводит, но не истолковывает слово «унван» Тизенгаузен) не может стоять в начале письма. Известно, что собственно подпись как таковая ставилась в самом конце письма. Как это ни странно, у того же Тизенгаузена мы имеем прямое указание, что подпись ставилась именно в конце послания. В конце документа ставилась подпись: «Далее [следовала] дата, затем только высочайшая подпись» (подчеркнуто мною. — С. 3.) и слова «хвала Аллаху», наконец, «хасбала» (т. е. слова: «нам достаточно Аллаха»)[467].
В ярлыке Тохтамыша Ягайлу, который дошел до нас в подлиннике, подпись Тохтамыша также стоит в конце, после даты:
«Прощайте. Ярлык писан в лето курицы 795 г. 8 числа раджаба, когда стан находился на Дону. Тохтамыш»[468].
Унван надписывался самим начальником диван ал-инша[469], чтобы тем самым и с внешней стороны подтвердить, что он знаком с содержанием документа, несет за него ответственность.
Корреспонденция велась с большой аккуратностью. На поступающие письма отвечали по возможности в тот же день. Поэтому начальник диван ал-инша имел доступ к султану в любое время дня, и последний собственноручно надписывал свою аламу[470].
Поскольку сама техника письма имела столь важное значение в делопроизводстве, письменные принадлежности в государственных канцеляриях на мусульманском Востоке были весьма совершенны, а пользование ими доведено было до степени искусства. Несомненно, что высокая культура мусульманского делопроизводства как со стороны внешнего оформления, так и со стороны тонко разработанного канцелярского языка находилась в прямой зависимости от общей культуры.
После принятия золотоордынскими ханами ислама тесные взаимоотношения с мусульманскими государствами определили известное сходство во многих областях культуры и, в частности, в государственном делопроизводстве. Хотя Золотая Орда и не являлась передовой страной мусульманского Востока, она и в этом все же восприняла многовековые культурные ценности этого мира, что показали результаты неоднократно производившихся археологических раскопок на городище столицы Золотой Орды — Сарая.
Высокое развитие искусства каллиграфии в странах ислама пытались объяснить разными причинами, однако наибольшее распространение получила, к сожалению, малообоснованная концепция французского ученого К. Юара. В предисловии к своей книге о каллиграфах и миниатюристах он писал: «Запретив изображение живых существ, мусульманская религия лишила изобразительные искусства всякой возможности развития»[471].
Этим, по его мнению, и объясняется исключительное развитие искусства каллиграфии у мусульман. Утратив свое первоначальное значение, живопись и скульптура сошли к орнаменту, а искусство рисунка как бы ушло в каллиграфию. Само изящество линий арабских букв превратило арабское письмо в элемент орнамента[472]. Аналогичные мысли высказывал и А. А. Семенов. Он приводил ряд имен знаменитых каллиграфов эпохи Навои и подчеркивал, «что гератская школа художественной каллиграфии оставила неизгладимый след в истории мусульманского искусства»[473]. Как в изящной словесности, так и в канцелярском деле искусство каллиграфии могло достигнуть совершенства лишь при наличии соответствующего качества бумаги, чернил и перьев[474]. В бумажных мастерских Востока выделывались самые разнообразные сорта бумаги. В дипломатической переписке, как мы уже неоднократно видели, пользовались главным образом багдадской бумагой. Даже размер ее, очевидно, был стандартным и служил в качестве образца.
Как сообщает ал-Калкашаиди, в 1409 г. золотоордынскому хану Пуладу было отправлено письмо «на цельном листе багдадского формата египетской бумаги, изготовленной по образцу багдадской»[475]. Дипломатические послания писались также на хамавийском, сирийском и других сортах бумаги. У Катрмера упоминается еще какая-то «простая» (обычная) бумага, на которой согласно этикету писалось правителю Азака (Азова)[476]. Березин, описывая русский перевод ярлыка Тохтамыша Ягайлу, говорит, что он написан полууставом XIV в. на двух листах «хлопчатой бумаги», тогда как подлинный ярлык на тюркском языке написан на двух листах «лощеной бумаги». Формат бумаги подлинника и перевода этого ярлыка также различен. Один лист подлинника длиной 9 вершков (вершок = 4,4 см), другой в 9 с половиной; ширина того и другого — 4 и ⅞ вершка. Листы же перевода длиной 6 и ¾ вершка каждый при равной с подлинником ширине 4 и ⅞ вершка
