Дипломатические отношения Золотой Орды с Египтом (XIII–XIV вв.) - [42]

Ал-Калкашанди пишет: «Они (письма, прибывающие от ханов из потомков Чингис-хана. — С. 3.) двух родов: к первому роду относятся дела до вступления их (Чингисханидов) в религию ислама, и переписка их была не что иное, как грубости и открытые вызовы к вражде. Я не нашел (ничего ни) относительно размера листов бумаги их писем, ни относительно порядка переписки… Ко второму роду (относятся) дела после принятия ими [Чингисханидами] мусульманской религии при дальнейшей (однако же] вражде между обоими государствами»[423].

Само собой разумеется, речь здесь идет о Хулагуидском Иране[424]. Однако несомненно, что и в Золотой. Орде после принятия ханами ислама все государственное делопроизводство и дипломатическая переписка значительно видоизменились как с внешней стороны, так и по содержанию.

В качестве примера писем Чингисидов до и после принятия ислама ал-Калкашанди приводит письмо Хулагу, написанное им в 658 г. х. к султану ал-Малик ал-Музаффару Котузу, и письма Ахмада (Тугудара) и Газана к позднейшим египетским султанам[425]. Действительно, письмо Хулагу резко отличается от писем Ахмада и Газана своей прямолинейностью и резкостью-выражений.

Катрмер в своих дополнениях ко второй части «Истории мамлюкских султанов» Макризи подробно останавливается на эпистолярном искусстве того времени, комментируя сочинения различных авторов на эту тему[426].

Ал-Калкашанди, между прочим, с большой осторожностью и критически повторяющий сведения из других источников и много чаще прибавляющий традиционное: «Аллах всевышний лучше знает все это»[427], — весьма подробно описывает внешний вид послания, написанного им самим «по указанию его степенства ал-Фатхи», начальника приказов высочайшего письмоводства, от имени султана ал-Малик ан-Насира Фараджа хану Пуладу в Кипчаке в 812 г. х. (1409/10 г.)[428].

Письмо, как этого требовал этикет, написано было «на цельном листе багдадского (формата) египетской бумаги, изготовленной по образцу багдадской». Начиналось оно по обыкновению с басмалы с каждой стороны поля шириной в два пальца. Тугра с прозвищами султана была, как обычно, написана «золотом, сжатым шрифтом», «вперемежку с писанным чернилами». Над тугрой оставалось чистое место шириной в три пальца и точно такое же под нею: «После каждых двух строк расстояние в пол-локтя, считая локоть каирской ткани», — добавляет ал-Калкашанди.

Как мы видим, несмотря на отдельные отклонения, основной смысл расположения строк и последовательность их сохраняются.

В доступных нам источниках не приводится описания внешнего вида и стилистических особенностей монгольских дипломатических посланий, за исключением следующего сообщения ал-Калкашанди. По его словам, после принятия монгольскими ханами ислама в письмах их непосредственно за басмалой писалось «силою Аллаха всевышнего», а затем «благодатью хана фирман такого-то…». Ал-Калкашанди подчеркивает особенность расположения этих строк в монгольских посланиях: «Во имя Аллаха» писалось на одной строке, а слова «милосердного и милостивого» — на другой, под нею; «силою Аллаха» также писалось на отдельной строчке от слова «всевышнего». Посередине писалось «благодатью хана», а пониже: «указ такого-то». Иногда басмала выписывалась на одной строке, а под нею, посередине, стояло: «силою Аллаха всевышнего» — на одной строке, и «благодатями веры мусульманской» — на другой. Под этим писалось: «фирман такого-то». Что касается формата бумаги, которой пользовались монгольские ханы, то ал-Калкашанди полагает, что дипломатические послания их писались на цельных багдадских листах[429].

Говоря о стиле самого текста, нельзя не подчеркнуть, что слог дипломатических посланий того времени постепенно усложнялся и порой достигал, по представлениям тех времен, уровня литературного произведения с присущей ему вычурностью. Это легко объясняется тем, что среди секретарей встречались настоящие литераторы и даже поэты, как, например, поэт Ибн Хиджжа, занимавший должность мунши в диване[430].

Прежде чем перейти к изложению содержания дипломатических посланий, необходимо остановиться на комментариях ал-Мухибби к трем лишним пунктам «Определения по части высокой терминологии» ал-Умари, на которые, по словам ал-Мухибби, «он желал бы обратить внимание».

«Один из них, — говорит он, — (заключается) в том, что в унване упоминается титул, так что после имени адресата пишется (слово) хан… Второй (пункт) тот, что тамги изготовляются по строчкам; это тамги, на которых (помещены) золотом эпитеты высочайшие. Начинаются они с правой стороны, на первой строке, потом (ставятся) на левой, во второй строке, и т. д., таким же способом до тех пор, пока наконец прекращаются на правой стороне. На белой части заголовка не ставится тамги, и писец на местах для тамги оставляет свободные места в письме раз справа, раз слева. Третий (пункт) тот, что в эпитетах его (хана) не пишется (слово) царский вследствие неуважения, — говорит он, — к нему (к этому титулу) и пренебрежения его у них»[431].

Из приводимых различными авторами образцов дипломатических посланий наибольший интерес представляет для нас письмо султана Калауна золотоордынскому хану Узбеку, так как в этот период Золотая Орда достигла высшего могущества. Поэтому понятно, что послания к нему писались с соблюдением такого же этикета, как к величайшим государям того времени.