Дипломат императора Александра I Дмитрий Николаевич Блудов. Союз государственной службы и поэтической музы - [11]
Ф. С. Блудова, «запрети» Державину «накрепко ходить к Шувалову», руководствовалась сложившимся у нее негативным отношением к И. И. Шувалову, как масону, что являлось выражением ею общего неприятия появившихся тогда в Москве масонов. В них она видела «отступников от веры, еретиков, богохульников, преданных антихристу»[120]. По-своему она старалась уберечь племянника. В отношении принадлежности И. И. Шувалова к масонству Ф. С. Блудова не ошибалась[121].
Все эти женщины: мать Державина — Фекла Андреевна, ее родственница и тезка — Ф. С. Блудова, а также мать Д. Н. Блудова — Катерина Ермолаевна, происходившая из новгородских дворян — представляли определенный тип русской дворянки XVIII в. Представляя разные поколения, они не принадлежали европеизированной великосветской элите. Малообразованные (по выражению Державина, «по тогдашнему веку непросвещенные»), но «по природе умные и благочестивые».
По свидетельству М. А. Дмитриева, записанному тем со слов представителя старшего поколения его дяди И. И. Дмитриева, близкого как Г. Р. Державину, так и Д. Н. Блудову, но старше последнего на четверть века, «барыни и девицы были почти все безграмотные», учились читать и писать только богатые и избранные. «Это было исключительным явлением, — писал М. А. Дмитриев, — что мой дед говорил по-немецки и понимал по-французски, и что моя бабка умела писать и читала книги»[122].
Запомнившиеся Державину угрозы тетки Ф. С. Блудовой написать его матери — Ф. А. Державиной в случае его непослушания, сами по себе еще не доказывают умения писать. Письма могли писать по поручению дворян и «грамотники», в том числе из дворни[123]. Но по свидетельству Я. К. Грота, имевшего возможность изучить несколько сохранившихся писем матери Державина Феклы Андреевны, она все же, хотя и была женщиной «без образования», тем не менее, писать умела, правда, «едва». И все же Грот делает предположение о вероятности диктования ею писем[124], что в целом подтверждает описанную М. А. Дмитриевым картину.
Сохранившиеся письма матушки Блудова к сыну свидетельствуют об ее принадлежности к числу «немногих» и умению писать. Писала она кратко и очень неразборчиво[125]. От нее, видимо, подчерк унаследовал Дмитрий Николаевич. Но она могла позволить себе вести письменную дружескую беседу с приятными ей людьми[126].
По душевному складу Катерине Ермолаевне Блудовой наиболее близка Фекла Андреевна Державина. По отзывам своих сыновей, обе матери и Державина, и Блудова обладали нежностью и благочестием, умной и заботливой волей, способностью направлять развитие и образование детей и быть им влиятельными советницами. Они понимали цену образованию и не боялись «трудов и тревог для блага своих сыновей»[127].
Державин благодаря матери в пять лет выучился читать. По словам поэта, она и потом «приохочивала» его к чтению, особенно духовных книг, «награждая за внимание игрушками и сластями»[128]. Державин ценил, что мать «никогда не забывала о воспитании детей своих, но прилагала всевозможное попечение, какое только возможно было им доставить», в том числе и на ниве образования[129].
Академик Я. К. Грот, обобщив известные ему рассказы о матерях поэтов и писателей конца XVIII — начала XIX вв., заметил: «…то же самое рассказывал и Крылов о своей матери»[130]. Вероятность применения аналогичного воспитательного приема К. Е. Блудовой в отношении своего сына существовала.
Матери Г. Р. Державина и Д. Н. Блудова жили в разное время. Они не знали друг друга, но выстраивали очень похожие стратегии воспитания своих детей, оставшихся рано без отцов. Обе женщины-вдовы поднимали осиротевших детей, вели хозяйство, ответственно относились к «великим обязанностям матери и помещицы». Их дети были воспитаны в твердых правилах и семейных преданиях.
