Диоптра, или Духовное зерцало: Сборник душеполезных поучений и благоговейных размышлений из древних аскетических сочинений, составленных по их руководству - [47]

(1 Мак. 2, 50–51), — сказал своим сынам Маттафия. Промысл Божий обещает прославление вечною памятью только тем, кто, повинуясь Закону Божиему, ненавидит мир; любящим же мир обещает вечное забвение. Память о Иезавели Евангелист потребил до четвертого рода, как потребил Бог память Амаликову на земле. Иов говорит о миролюбцах: Память ваша уподобится пепелу и праху (Иов. 13,12). Псалмопевец же говорит: Яко прах, его же возметает ветр от лица земли (Пс. 1, 4), то есть память о миролюбцах не что иное, как пыль, развеваемая ветром.

Высшая суета — думать, что память наша пребудет вечно, когда нам хорошо известно, что мы превратимся во прах, который, поднятый ветром, рассеется, как пыль. Да и какая польза человеку от того, что люди его будут помнить, а сам он будет во аде? Разве люди освободят его от оного и облегчат его мучения? Суета — желать славы мира сего, имея сожженную и осужденную совесть. Не думай, что твоя память будет долговечнее тех, которые умерли прежде тебя. Память праведных, — говорит мудрый Соломон, — с похвалами (Притч. 10, 7); имя же нечестивых угасает. Святой Иоанн, повествуя о болезни Лазаря, вспоминает имена сестер его и, вспоминая о них, говорит о Марии Магдалине, что она помазала Господа миром, каковое повествование, по-видимому, мало вяжется с ходом его рассказа; но Дух Святой имя Марии и доброе ее дело благоволил записать в книги, чтобы ты знал, сколь приятно Богу и самое малое служение, оказанное Его Божественному величию, и как оно удостаивается вечной памяти. И память эта никогда не истребится, мирская же — погибнет.

Посмотри, что сделалось с почестями богатства и мнениями миролюбцев. Мир оставил их без помощи: вместе с трудами их погребена и сокрыта память их во гробе, их гордые и великолепные здания и палаты лежат на земле развалившись, гробницы их разрушились, и они не оставили после себя никаких следов.

Многие искали хвалы мирской, изнуряли себя, дабы достигнуть того, чтобы быть на устах всех людей новое это оказалось суетно. Все миновалось, и не знаем, кто они таковы были. Сколько было в мире сем, и с рукоплесканиями, однако мы не имеем никакого сведения о них, и не знаем даже их имен. Жизнь их пробежала во мгновение, и вместе со смертию память их погибла навеки.

Где ныне столь знаменитые цари и вельможи со своими преимуществами, богатством и роскошью? Нет ныне и памяти о них, но, подобно тени, исчезли, как будто их никогда не было. Сколько было тех, которые наслаждались с нами пищею и питьем и по гробам которых мы ныне ходим? Все окончили жизнь и к нам не возвратятся, но мы пойдем к ним. Странствовали они по земле, как и мы странствуем; они все оставили, и мы все оставим; исчезли они, как тень, и нас скоро не станет. О, как скоро они миновали, так что не осталось никакой памяти о великих и сильных особах! Все со временем исчезает, один лишь Бог пребывает вечно; наши же все утехи, друзья, и обращения имеют конец. Все мгновенно исчезают, и мы скоро друг от друга разлучимся, и наступит время, когда мы будем съедены червями, и все ближе и ближе подходит час, в который мы обратимся в пепел и прах.

Итак, высшая суета — ревновать о памяти скоропреходящего мира сего. В нем все стремится мгновенно к своему концу, все исполнено суеты, кроме того, чтобы любить Бога, Который один вечен; слава же сего мира преходит мгновенно.

Глава 6. Мир своих не признает

Муж безумен не познает, и неразумие не разумеет сих (Пс. 91, 7), — говорит псалмопевец. Много трудятся миролюбцы, чтобы снискать честь века сего; мир же их не признает. Навал многочисленные благодеяния получил от Давида, однако не пожелал узнать его, когда последний был в нужде, сказав: Кто такой Давид, и кто такой сын Иессеов? Итак, возьму ли хлебы мои, [и воду], и закланная мною, их же заклал жателям моим и дам ли мужем, их же не вем откуду суть (1 Цар. 25, 10–11). Навал, имя которого обозначает безумного, служит образом сего мира превратного, который тебя, старинного друга, много послужившего ему, в случае крайней нужды всегда покинет. Мир можно сравнить с неблагодарным гостинником, которому ты много заплатил денег за многократное пребывание в его гостинице и который, однако, на вопрос, знает ли он тебя, готов ответить, что даже и не видывал тебя.

Все странствуют в мире — и добрые и злые. Большая часть путешественников обыкновенно просят хозяина отобедать с собою; так и большая часть людей, коих ласково мир принимает, обращаются с ним как с другом. Многие смеются над миром, но мало таких, которые не разделяли бы для него своего сердца и не служили бы во многих случаях суете.

Если ты внимательно рассмотришь самого себя, то, несомненно, найдешь, что ты больше угождал миру, чем Господу Иисусу Христу. Но хотя мир и был с тобою ласков и угождал тебе, однако он скоро тебя забудет, как только ты выйдешь из сей гостиницы. Какое же нужно иметь средство, чтобы он не показывал тебя? Не обращайся с ним ласково. Почему он помнит святых? — Потому что они его ненавидели. Он не помнит только любящих его, оскорбляющих же его не забывает. Сражайся с ним — и будет памятовать о тебе. Никогда не дружись с ним — и всегда тебя знать будет. Он забывает своих приверженцев и не познает своих друзей. Если он Творца своего не познает, то как тебя познает?