Динарская бабочка - [34]

— Мы выехали двадцатого, — последовал невозмутимый ответ. — До десятого мы работали как лошади, — я, Федора и мисс Паркинсон, — обновляли экспозицию. Вместе с ним, разумеется. Вы, синьора, были тогда с дочкой в Порретте, помните?

— Ах да, в Порретте, — согласилась Габриэла. — И сделала решительный ход, направленный на то, чтобы сократить число подозреваемых хотя бы на одну. — Помню, прекрасно помню, как мисс Паркинсон приехала в дождь, мокрая насквозь, счастливая, со слипшимися светлыми волосами… Вы ведь были тогда блондинкой, разве нет, мисс Паркинсон?

— Блондинкой? — искренне удивилась Филли Паркинсон. — Нет, синьора, у меня были черные волосы, еще чернее, чем теперь, вы еще говорили, что они с синим отливом…

— Ах да, с синим отливом, — промямлила Габриэла, скользя взглядом по головам сидящих перед ней — по лысинам и сединам, по белокурым волосам Татьяны, по черным или даже иссиня-черным локонам трех девиц, что сидели друг подле дружки, и их волосы как бы сливались в единую волнистую копну, часть которой (но кому, кому она принадлежала?) очутилась седьмого июля в аптекарском пакетике.

Снова щелкнул замок сумочки, которую Габриэла, сунув в нее зеркальце, захлопнула, чтобы положить рядом, на виду у всех, после чего поднялась, спугнув при этом щегла, качавшегося на ветке мушмулы.

— Спасибо всем, я говорю всем, включая тех, у кого нет черных волос и чистых спокойных глаз. Мой муж был не без странностей, ничего не поделаешь. Будь он жив, я бы сказала спасибо… и ему, но его больше нет, если он вообще когда-нибудь существовал.

— Ох! — выдохнули Билли и Баббуччи. — Ох!

— Ох! — подхватили хором синьора Катапани, синьора Билли и три брюнетки.

— Вам нужно отдохнуть, синьора, — шепнул падре Каррега, предлагая ей руку, чтобы проводить до двери в дом, и знаком рекомендуя соболезнующим «исчезнуть», считая, что они выполнили свой долг.

Из сада было видно, как она вошла и скрылась в глубине дома, задержавшись перед большим зеркалом, в котором, казалось, внимательно изучает свои желтые глаза.

После секундного замешательства посетители молча потянулись к садовой калитке. Последними шли в обнимку Франка с Федорой.

Их окликнула мисс Паркинсон, — она провожала Татьяну к дому.

— Я вас догоню, — крикнула Филли, помахав им рукой. — Подождите меня в кафе на горе. Я быстро — всего пара ударов ракеткой в пинг-понг с Татьяной. Гуд бай.

— О-кей, Филли.

Дрогнула ветка мушмулы: это щегол вернулся на свои качели.

В ТРАТТОРИИ

По узкому коридору флорентийской траттории, где у стены ели несколько самых бедных или самых экономных клиентов и два-три полицейских в штатском, быстро прошла к винтовой лестнице, ведущей вниз, в мир песен, света и хорошей кухни, дама с плоской грудью и крепкими ногами, невысокая, подчеркнуто элегантная, в украшенной перьями и надетой чуть набок шляпе поверх рыжеватых волос; за ней почтительно следовали двое мужчин — один в сером костюме, с моноклем, другой в черном мундире под небрежно накинутой крылаткой, со стеком в руке и пачкой газет подмышкой.

— Синьора Пинцаути, — восхищенно произнес один из сидящих в коридоре спиной к стене, опуская голову в берете над супом из миног.

— Мисс Бедфорд, — не без удивления поправил толстый господин за соседним столиком.

— Донна Одилия Капонсакки, — возразил лысый молодой человек в очках, недавно приехавший из Рима.

— Вернее Берта Кимики, с вашего позволения, — ехидно предложил свою версию постоянный клиент в надвинутой на глаза панаме, перед которым стоял горшочек с рубцом.

— Да ну вас! — запротестовали остальные. — Скажете тоже! Вы шутите?

— И не думаю, — сказал нарушитель спокойствия. — Когда я с ней познакомился, — это было много лет назад, — ее звали Альбертина, сокращенно Берта. Обворожительная женщина, не правда ли?

Выполняя задание хозяина, официант налил полицейским по четверти стакана вина. За полуопущенной дверной ставней видна была темная улица. Недавно началась война, и ночью город жил в темноте.

— Расскажите, расскажите, — попросил полицейский, с интересом следивший за спором, который вызвало появление дамы.

— Шикарная женщина, — согласился человек в панаме. — Вот с таким темпераментом! — Он широко раскинул руки, словно обхватил огромный шар. — Я ее хорошо знал, мы вместе учились в школе. В двадцать восемь лет она вышла замуж за предпринимателя Ферраласко, не способного дать ей счастье. Это был человек, одержимый работой, он ни в чем ей не отказывал, но не уважал ее как личность. Между ними был уговор (она предпочитала французское слово covenant), но Ферраласко его нарушил. Она хотела жить, как нимфа Мелюзина[114], которая, выходя замуж, просила предоставлять ей один день в неделю, субботу, чтобы превращаться в сирену. По субботам муж не должен был видеть ее и показываться ей на глаза.

— Понимаю… понимаю, — дружелюбно сказал автор первой версии. — А муж заподозрил неладное.

— Не сразу, надо признать. Интересы дела требовали поездок больше, чем на один день в неделю. Когда же он не был в отъезде, он хотел, чтобы с ним считались, и контролировал ее расходы. Они ссорились. Говорят, однажды Ферраласко застал ее в объятиях какого-то архитектора, который должен был построить беседку у них в саду, в Пьян дей Джуллари.