Динамика характера. Саморегуляция при психопатологии - [55]

Рассмотрим следующий пример: молодой профессионально компетентный мужчина, испытывающий тревогу по поводу того, что ему следует жениться и обзавестись семьей, жалуется на то, что он никогда не влюблялся. Он объясняет это тем, что всегда оценивал, насколько ему «подходит» каждая претендентка с точки зрения образования, происхождения, внешней привлекательности и т. п. Его цель состоит в том, чтобы найти подходящую женщину, которая бы удовлетворяла запросам, которые он считает своими «потребностями»: соответствовала бы его профессиональному статусу, его сексуальным склонностям, хорошо смотрелась бы с ним рядом и т. д. В итоге обязательно получается некая совокупность «за» и «против», соответствующих этим разным «потребностям», или, можно было бы сказать, этим разным частям самости.

Такой тип сдерживания нормальных мотивационных и эмоциональных отношений с внешним объектом не только вызывает фрагментацию самости, но и изменяет восприятие этого внешнего объекта. В ситуации, где кто-то другой увидел бы человека, который мог бы ему понравиться или в которого он мог бы влюбиться или не влюбиться, этот мужчина подсчитывает степень соответствия. В ситуации, где кто-то осознавал бы свою реакцию на другого человека и в этой реакции воспринимал бы себя самого и этого человека, данный мужчина, с одной стороны, осознает только свои «потребности» (сравните с ощущением «гудения» шизофреника), а с другой — сопоставляет с ними качества другого человека (подходящее образование, неподходящий рост и т. д.). Благодаря такому восприятию другого человека (наверное, лучше назвать его прямым восприятием, чем рациональным объяснением восприятия) женщина в его представлении перестает быть индивидуальностью и низводится до совокупности особенностей, соответствующих другой совокупности особенностей, характерных для его субъективной жизни. Иными словами, такое восприятие отражает слабость границ Эго или полярного отношения между самостью и внешним субъектом, и эта слабость границ Эго — непосредственный результат воздействия защитной ригидности, предвосхищающей тревогу.

Такой тип ослабления границ вообще характерен для навязчивой личности. Неукоснительно подчиняясь правилам, такие люди все делят на то, что следует делать, и на то, что не следует делать. Это значит, что во внешних ситуациях навязчивая личность как бы слышит некие команды. «Возможность» должна приносить выгоду независимо от того, насколько она благоприятна. Неоконченная работа должна быть закончена; это не просто работа, которую можно закончить или не закончить по желанию. Получается, что правила, которым следует навязчивая личность, привносят в жизнь этого человека императивы, которые вместе с тем лишают его ощущения своих собственных желаний.

В других случаях одержимо-добросовестное беспокойство тоже находит либо очень преувеличивает в объекте какие-то черты, которые, несомненно, порождены самим беспокойством. Это относится не только к преувеличению неудач, которые порождены не только одержимым беспокойством, но и одержимыми сожалениями. В ретроспективе упущенная возможность видится блестящей; ее ретроспективная ценность определяется не только субъективной привлекательностью, но и всепоглощающим искренним сожалением. Во многом такой же процесс характеризует одержимую нерешительность. Лишь только некую альтернативу приходится признать ошибочной и перепроверять с точки зрения допущенной ошибки, она сразу становится привлекательной. Во всех этих случаях полярное отношение самости и внешнего объекта ослабляется, как только субъективная оценка реальности заменяется правилом щепетильного отношения к ней.

При других типах невротических состояний, где ослабление субъективной самости принимает иные формы, утрата полярности в отношении между субъектом и объектом тоже принимает иные формы. Когда истерическая личность утверждает, что ею управляют эмоции и что ее суждения — не больше чем интуиция, фактически это говорит о фрагментарном самоощущении. И это фрагментарное, неполное самоощущение оказывается прямым результатом защитного отрицания активного суждения и намеренного действия. Вместе с тем эта дополнительная истерическая фрагментарность в ощущении самости характеризует субъективность истерического восприятия картины мира, и эта субъективность способствует романтической идеализации одних персонажей и созданию отвратительных образов других. Иными словами, ощущение эмоционально управляемой (emotion-driven) самости включает в себя меньше, чем ясное ощущение внешнего объекта, вызывающего эту эмоцию. Нормальное отношение между одним человеком и другим низводятся к отношению между эмоцией и тем, что создает эта эмоция, то есть снова речь идет о потере Эго своих границ.

Ослабленная полярность субъект-объектного отношения прослеживается и во внушаемости истерической личности, в той легкости, с которой на нее можно оказывать влияние, а в общем — в той значимости и в том авторитете, который представляют для нее внешние фигуры. Истерическая пациентка сидит, нервничая, и моментально замолкает в кабинете терапевта. Затем произносит, как бы извиняясь: «Я не могу придумать, что сказать». И добавляет: «Я знаю, вы ждете, пока я начну говорить». Она явно ощущает себя ответственной за то, чтобы отвечать ожиданиям терапевта. В таком случае ожидания других людей воспринимаются ею как требования, а их мнения обладают силой истины. Иначе говоря, мнения или ожидания других людей не воспринимаются только как мнения и ожидания других, то есть как внешние, а становятся неотличимыми от мнений и ожиданий самости.