Динамическое обучение - [38]

Как вы уже догадались, относительному слуху проще научить, чем совершенному; но вас бы поразило, с какой скоростью люди способны начать определять ноты, когда у них есть эффективная стратегия.

Как говорил Тодц, вы должны первоначально соединить звук с именем, например, «ре», «фа-минор» и так далее. Это как соединять определенный звук с личностью, как в этом упражнении. Таким образом, это, на первый взгляд, простое небольшое упражнение или игра на самом деле тот же самый процесс, который происходил бы при развитии чего-то вроде совершенного слуха.

Т.Э.: Кстати, люди с совершенным слухом обладают такой способностью не только в отношении звуков, порождаемых музыкальными инструментами. Они слышат все звуки и знают, какие это ноты. Словно они не могут не знать, что это за нота. Иными словами, вы закрываете дверь, а они: «Это си-бемоль». Так они реагируют на мир.

Р.Д.: Это часть их личности и способ жизни. Когда они слышат звуки, тоны как будто вступают в резонанс с их нервной системой. Это на самом деле мощное средство взаимоотношений со звуком. К примеру, Моцарт писал, что чувствует, ощущает на вкус и видит музыку так же, как и слышит ее. Другие композиторы, например, Бетховен, также описывали подобные «синестезии» (см.: «Стратегии Гения». Том I).

Т.Э.: Одна из стратегий, использованных мной при обучении музыке, состояла в том, чтобы ученики пели то, что они играют. Не важно, что именно они играли, какие гаммы или какие ноты. Они должны были петь то, что играют. Это создает внутреннюю подсказку для музыки. К примеру, если кто-то мне говорит: «Сыграй прам-парам-парам-па- пам», — я знаю где это будет на инструменте, на нотном стане и в моей голове. Скажем, идете вы по улице и вдруг в голове зазвучала мелодия. Для большинства, если не кинуться домой и не записать ее, мелодия забудется. Для меня, как толбко в голове зазвучит музыка, появляется зрительный образ гитары или фортепиано, и все, как в кино. Затем я отправляюсь домой и прокручиваю пленку. Такие мысленные связи позволяют мне осуществлять непосредственную корреляцию между звуком и тем, что делают руки.

временно. Каждый звучит по-своему, а в голове — целый оркестр.

Р.Д.: Теперь вы понимаете, почему он-иногда так себя ведет. (Смех.)

Т.Э.: Но как еще можно написать партитуру для пятнадцати человек, если в голове не звучат одновременно пятнадцать инструментов? Иначе пришлось бы писать музыку по кусочкам, а как потом составить их вместе да чтобы еще они совпадали?

Р.Д.: Обучение, мышление и способность функционировать в этом мире происходят из способности впитывать этот мир посредством чувств. Представьте, что вы измучены жаждой в своей слуховой системе и что звуки можно пить ушами. Именно в таком состоянии надо пребывать во время этого упражнения. Начните с трех звуков (затем можно пробовать переходить на 14 или 15, как говорил Тодд). Это могут быть шлепки, хлопки, свист, покашливание или когда все поют одну и ту же ноту

********

После упражнения

Р.Д.: Есть ли какие-либо замечания, вопросы или комментарии по поводу этого последнего упражнения?

Мужчина: Это было труднее, чем зрительная практика, потому что нас не учили слушать как следует, когда мы были маленькими, хотя и музыкантами.

Т.Э.: Нас, с точки зрения звука, не учат думать вообще. Вообще говоря, в западной культуре мы описываем вещи визуально. Наш язык полон ссылками на зрительные субмодальности: размер, цвет, формы, интенсивность и так далее. В детстве нас не учат, как описать звук так же подробно, как нас учат описывать визуальный мир. Большинство детей, если их спросить, как что-то звучит, будут производить звук или подражать звуку. Они не говорят: «Это была частота высокого тона, приблизительно в 2000 Герц, и продолжалась приблизительно 3.5 миллисекунды». Но именно с такой точностью мы описываем зрительные ощущения. Говорят, например, такое: «Оно было круглое,

в полметра в поперечнике»... - Мы далеки от того, чтобы думать о слуховой системе с такой же точностью.

Р.Д.: В самом деле, нас скорее учат думать о тонкостях слуховых ощущений с точки зрения визуализации. Когда я был в третьем классе, у меня была учительница, просто обожавшая музыку. Помню, как-то раз она поставила на уроке классику и раздала нам карандаши, чтобы мы нарисовали мелодию. И я не выдержал: «Что?!» Музыка для меня означала кинестетику

Никогда не забуду, как оглянулся и увидел, как остальные в классе малевали картинки, которые видели в музыке; а я понятия не имел, что имела в виду училка. Все кончилось тем, что я прибегнул к своего рода кинестетической стратегии, где просто водил рукой туда-сюда, когда звук плыл туда-сюда,— картинка вышла потрясная. До сих пор помню чувство глубокого разочарования на лице учительницы, когда она увидела мое творение. Она сказала: «Вы так это видите?» Звуки, превращающиеся в образы, — этому умению мне пришлось еще немало поучиться.

Т.Э.: Думаю, что можно также потренировать и свой слух. Вот именно, слух. Я слышу, как горят лампочки. Вхожу в дом и точно могу сказать, когда перегорит лампочка. Еще за неделю я знаю, что это произойдет. Эта способность, вероятно, имеет отношение к моей двадцатилетней карьере музыканта.